XVI
Нам остаётся рассмотреть лишь два возражения, которые действительно достойны этого названия, поскольку они основаны на разумных теориях. И то, и другое допускает реальность всех материальных и моральных феноменов, но исключает вмешательство Духов.
Согласно первой из этих теорий, все проявления, приписываемые Духам -- не что иное, как действие магнетическое. Медиумы, якобы, находятся в том состоянии, которое можно назвать пробуждённым сомнамбулизмом, - феномен, свидетелем которого мог быть всякий, кто изучал магнетизм. В этом состоянии интеллектуальные способности приобретают аномальное проявление; круг интуитивных восприятий расширяется за пределы нашего обычного понимания. В это время медиум, якобы, черпает в себе самом в силу своего ясновидения всё то, что он говорит, и все понятия,передаваемые им, включая вещи, наиболее чуждые ему в обычном его состоянии.
Не нам оспаривать силу сомнамбулизма, чудеса которого мы видели, и все фазы которого мы изучали более тридцати пяти лет; мы согласны с тем, что часть спиритических проявлений действительно может быть объяснена именно таким образом; но вместе с тем, тщательное и внимательное наблюдение раскрывает множество фактов, где вмешательство медиума в какой-либо иной форме, кроме пассивного инструмента, материально невозможно. Тем, кто разделяет это мнение, мы скажем, как и прочим: «Смотрите и наблюдайте, ибо, определённо, вы не видели всего.» Затем мы противопоставим им два соображения, взятых из их собственного учения. Откуда пришла спиритическая теория? Разве это некая система, придуманная несколькими людьми для объяснения фактов? Ни в коей мере. Кто же её открыл? Именно те самые медиумы, ясновидение которых вы превозносите. Значит, если ясновидение это таково, каким вы его представляете, то почему они в таком случае приписали Духам то, что черпали в себе самих? Как дали бы они нам свои сведения, столь точные, столь логичные, столь возвышенные, о природе этих нечеловеческих разумов? Одно из двух: или они ясновидящи, или же нет; если они ясновидящи, и мы доверяем их правдивости, то нельзя без противоречия допустить, чтобы они не были правы. Затем, если бы все явления имели своим источником одного медиума, они были бы идентичны у одного и того же индивидуума, и никто не увидел бы одного и того же медиума говорящим самыми разнородными языками или выражающим поочерёдно самые противоречивые вещи. Такой недостаток единства в проявлениях, полученных медиумом, доказывает различие источников; если нельзя найти эти последние в медиуме, то нужно искать их вне медиума.
Согласно другому мнению, медиум есть настоящий источник проявлений, но вместо того, чтобы черпать их в себе самом, как это утверждают сторонники сомнамбулической теории, он черпает их в окружающей среде. Медиум, таким образом, является своего рода зеркалом, отражающим все идеи, все мысли и все знания окружающих его лиц; он не сказал бы ничего, что не было бы известно, по крайней мере, нескольким из них. Невозможно было бы отрицать, и это является одним из принципов Учения, то влияние, какое оказывают присутствующие на характер проявлений; но влияние это совсем не таково, каким его считают, и оно далеко от того, чтобы медиум сделался эхом мыслей присутствующих, ибо тысячи фактов утверждают совершенно обратное. Значит, это серьёзная ошибка, лишний раз доказывающая опасность скороспелых выводов. Эти лица, не будучи в состоянии отрицать существование явления, которого не может признать обывательская наука, и не желая в то же время допускать присутствие Духов, объясняют само явление на свой лад. Их теория могла бы показаться правдоподобной, будь она в состоянии объяснить все факты, чего, однако, не происходит. Когда же им с очевидностью доказывают, что некоторые сообщения медиума совершенно чужды мыслям, знаниям, даже мнениям всех присутствующих, что эти сообщения часто самопроизвольны и противоречат всем предвзятым идеям, то сторонников этого взгляда не останавливают такие пустяки. Излучение, говорят они, распространяется за пределы непосредственного круга собравшихся; медиум -- это отражение всего человечества, и если он не черпает вдохновения рядом с собой, то идёт искать их в другом месте: в городе, по стране, на всём земном шаре и на других планетах.
Я не думаю, чтобы эта теория дала более простое и вероятное объяснение, чем то, которое дано Спиритизмом, ибо такое объяснение предлагает некую причину, совсем поиному чудесную. Идея о существах, населяющих пространство, которые, будучи в постоянном соприкосновении с нами, сообщают нам свои мысли, не имеет в себе ничего, что могло бы покоробить разум больше, чем предположение об этом вселенском излучении, исходящем изо всех точек мироздания, дабы сосредоточиться в голове одного индивида.
Ещё раз, и это капитальный пункт, на котором мы бы не стали настаивать -- теория сомнамбулическая и та, которую можно назвать рефлективной, были придуманы несколькими людьми; это индивидуальные мнения, созданные для объяснения одного факта, тогда как Учение Духов ни в коей мере не является человеческой концепцией; оно было продиктовано теми самыми умами, которые проявились в ту пору, когда никто и не помышлял о чём-либо подобном, когда само общее мнение отвергало всё, что с этим связано; и вот мы спрашиваем, где бы медиумы могли почерпнуть Учение, которое ни у кого на земле не существовало в мыслях; мы спрашиваем, кроме того, благодаря какому странному совпадению тысячи медиумов, рассеянных по всему земному шару, никогда друг друга не видевших, согласуются друг с другом, чтобы говорить одно и то же? Если первый медиум, появившийся во Франции, подвержен влиянию мнений, распространённых в Америке, то по какой странности мог он одолжить свои идеи в 2000 лье за морем, у народа, чуждого по нраву и языку, вместо того, чтобы взять их поблизости от себя?! Но есть и другое обстоятельство, над которым недостаточно думали. Первые проявления, как во Франции, так и в Америке, имели место не в виде письма или слов, а стуками, которые согласовывались с буквами алфавита и образовывали, тем самым, слова и фразы. Именно таким образом открывшиеся разумные силы заявили, что они являются Духами. Значит, если можно было предположить вмешательство мысли медиумов в словесные или письменные сообщения, то этого нельзя сделать со стуками, значение которых не могло быть известно заранее.
Мы могли бы привести большое число фактов, доказывающих в проявляющейся разумной силе очевидную индивидуальность и её полнейшую независимость от воли присутствующих. Мы отправляем инакомыслящих к более внимательному наблюдению, и если только они действительно пожелают изучить предмет без предубеждения и не делать выводов, прежде чем увидят всё, то они признают бессилие своей теории дать объяснение всему. Мы ограничимся постановкой следующих вопросов. Почему проявляющаяся разумная сила, какова бы она ни была, отказывается отвечать на некоторые вопросы по хорошо известным предметам, как, например, имя и возраст спрашивающего, о том, что у него в руке, что он делал накануне, что намерен делать завтра и т. д.? Если б медиум действительно был зеркалом мысли присутствующих, то ему не было бы ничего легче, как ответить на такого рода вопросы.
Противники наши пытаются отвергнуть этот довод, в свою очередь, спрашивая, почему Духи, которые должны знать всё, не могут рассказать о вещах столь простых, согласно аксиоме: Кто способен на большее, способен и на меньшее; из чего они заключают, что это не Духи.
Если бы какой-то невежда или скверный шутник, представ пред учёной ассамблеей, спросил бы, например, почему средь бела дня светло, то неужели вы полагаете, будто ассамблея эта стала бы утруждать себя серьёзным ответом, и логично ли было бы из её молчания или смеха, каким был бы одарен вопрошающий, заключить, что члены её сплошь ослы? Именно потому, что Духи являются Высшими, они не отвечают на вопросы праздные или нелепые и не желают попадать на допросы; вот почему они молчат или предлагают заняться вещами более серьёзными.
Мы, наконец, спросим, почему Духи зачастую приходят и уходят в некое определённое мгновение и почему, когда мгновение это прошло, никакие молитвы или мольбы не могут вернуть их? Если бы медиум действовал лишь по умственному побуждению присутствующих, то очевидно, что в этом обстоятельстве содействие соединённой воли всех должно было бы стимулировать его ясновидение. Если же он не уступает желанию собравшихся, подтверждённому его собственной волей, то это значит, что он подчиняется какомуто чуждому ему самому и окружающим влиянию, и что влияние это наглядно показывает тем самым свою независимость и индивидуальность.