Теоретический очерк о движущей силе человеческих поступков.
872. Вопрос о свободе воли может быть кратко выражен так: человек не ведётся неизбежно к злу; поступки, им совершаемые, ни в коей мере не написаны заранее; преступления, которые он совершает, никак не являются делом судьбы. Он может в качестве испытания или искупления избрать себе такую жизнь, в которой у него будут случаи оказаться вовлечённым в преступления, либо из-за среды, в какой он будет помещён, либо по обстоятельствам, которые у него сложатся, но он всегда при этом волен делать или не делать зло. Так, в состоянии Духа свобода воли существует в выборе рода жизни и испытаний, а в состоянии человека -- в способности уступать или сопротивляться вовлекающим факторам, которым мы подчиняемся добровольно. И задача воспитания -- изживать эти дурные склонности; оно сможет с успехом делать это, когда будет основываться на углублённом изучении нравственной природы человека. Через знание законов, управляющих этой нравственной природой, можно будет реформировать систему воспитания, как реформируют разум образованием, а темперамент -- гигиеной.
Дух, освобождённый от материи, в скитающемся состоянии делает выбор будущих своих физических существований в зависимости от степени совершенства, которой он достиг, и именно в этом, как мы сказали, свобода его воли проявляется особенно. Свобода эта, с его воплощением ни в коей мере не упраздняется; и если он уступает влиянию материи, то это значит, что он подвергается тем самым испытаниям, которые он себе избрал. И для того, чтобы ему помогли преодолеть их, он может обратиться за помощью к Богу и добрым Духам. (337.)
Без свободы воли у человека нет ни вины во зле, ни заслуги в добре; и это настолько общепризнано, что в миру всегда соизмеряют порицание или похвалу с намерением, т.е. с волей; а кто говорит воля, говорит и свобода. Значит, человек не смог бы искать себе извинения за свои проступки в свой физической организации, не отрёкшись от разума и своего права быть человеком, если только он не уподобляет себя животному. Если это верно в отношении зла, то верно также и в отношении добра; но когда человек делает добро, то он весьма озабочен тем, чтобы приписать самому себе заслугу совершения его, и не помышляет о том, чтобы благодарить за это свои материальные органы, что докажет, что он, инстинктивно, вопреки мнению некоторых систематиков, не отрекается от самой прекрасной привилегии рода человеческого: свободы мысли.
Неизбежность, как её обыкновенно понимают, предполагает предварительную и бесповоротную предопределённость всех событий жизни, какова бы ни была их значимость. Если бы порядок вещей действительно был таким, то человек был бы лишь безвольной машиной. К чему послужил бы его ум, если бы во всех действиях он был неизменно в подчинении у силы судьбы? Подобная доктрина, если бы она была истинна, разрушала бы всякую нравственную свободу; для человека не было бы ответственности, и, следовательно, ни добра, ни зла, ни преступлений, ни добродетелей. Верховно справедливый Бог не мог бы наказывать Своё творение за ошибки, не совершать которые от неё б не зависело, ни награждать её за добродетели, в которых она б не имела заслуги. Подобный закон, помимо того, отрицал бы закон прогресса, потому что человек, ожидающий всего от судьбы, не предпринимал бы ничего, чтобы как-то улучшить своё положение, ибо в таком случае от таких попыток ничто бы не менялось.
Неизбежность, однако, не пустое слово; она существует и проявляется в том положении, которое человек занимает на земле, и обязанностях, которые он здесь исполняет по роду существования, какое его Дух избрал в качестве испытания, искупления или миссии; он неизбежно испытывает на себе все превратности этого существования и все хорошие и плохие тенденции, свойственные ему; но на этом неизбежность заканчивается, потому что от его воли зависит, уступать этим склонностям или нет. Конкретные события подчинены обстоятельствам, которые он вызывает сам своими действиями, и на которые могут повлиять Духи через мысли, подсказанные ими. (459.)
Поэтому неизбежность существует в происходящих событиях, поскольку эти события являются следствием того существования, которое избрал себе Дух; и её может не быть в результате этих событий, поскольку от человека в его осторожности может зависеть изменить их ход; неизбежности никогда не существует в деяниях нравственной жизни.
И именно в смерти человек абсолютным образом подчинён неумолимому закону неизбежности, потому что ему не избежать остановки, определяющей предел его существования, и рода смерти, которая должна прервать его ход.
Согласно обывательской доктрине, человек черпает все свои инстинкты в себе самом; они, якобы, происходят либо от его физического строения, которое никак от него не зависит, либо от его собственного характера, который он может пытаться оправдать в своих глазах, говоря, что не его вина, если он так устроен. Спиритическое учение, конечно же, более нравственно: оно допускает у человека свободу воли во всей полноте; и говоря ему, что он, делая зло, уступает чужому злому внушению, оно оставляет за ним всю ответственность в этом, поскольку оно признаёт за ним силу сопротивления, дело, естественно, более лёгкое, чем если б ему приходилось бороться с собственной природой и характером. Так, согласно спиритическому учению, нет неодолимого влечения: человек всегда может закрыть свой слух к оккультному голосу, толкающему его в глубине души к злу, как может он закрыть его и к материальному голосу говорящего; он может это по своему желанию, прося у Бога необходимую силу и взывая к добрым Духам. Именно этому учит нас Христос в возвышенно-прекрасной молитве Отче наш, когда он побуждает нас сказать: « Не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго! ».
Эта теория о побуждающей причине наших действий очевидно выступает из всего учения, данного Духами; она не только высоко нравственна, но и возвышает человека в собственных глазах; она показывает ему, что он волен скинуть с себя ярмо одержателя, подобно тому, как он волен закрыть двери своего дома для незваных гостей; человек перестаёт быть машиной, действующей под побуждением не зависящей от него внешней причины, и оказывается разумным существом, всё выслушивающим, оценивающим и делающим свой свободный выбор из двух советов, данных ему. Добавим, что, несмотря на это, человек никоим образом не лишён собственной инициативы; он действует по собственному почину, поскольку в конечном счёте он всего лишь воплощённый Дух, сохраняющий и в физической оболочке те достоинства и недостатки, какие он имел как Дух. Значит, ошибки, которые мы совершаем, имеют первопричину в несовершенстве нашего Духа, не достигшего ещё нравственного превосходства, которое у него однажды будет, но пользующегося свободой своей воли; физическая жизнь дана ему для того, чтобы очиститься от своих несовершенств в испытаниях, переносимых им, и эти несовершенства делают его более слабым и уступчивым перед внушениями других несовершенных Духов, пользующихся этим для того, чтобы помешать ему устоять в предпринятой борьбе. Если он выходит из этой борьбы победителем, он возвышается в иерархии Духов; если терпит неудачу, остаётся тем, кем был, не становясь ни хуже, ни лучше: ему вновь предстоит подвергнуть себя этому же испытанию, и так может длиться долго. Чем он более очищается, тем меньше становится у него уязвимых мест и тем труднее к нему подступиться тем, кто побуждает его к злу; его нравственная сила возрастает по мере его возвышения, и дурные Духи отдаляются от него.
Все Духи, в той или иной степени добрые, когда они воплощены, составляют земное человечество; и поскольку Земля наша является одним из наименее развитых миров, то здесь и встречается больше злых Духов, чем добрых, вот почему мы видим здесь столько зла и порочности. Поэтому давайте приложим все наши усилия к тому, чтобы не возвращаться сюда больше после этой остановки, и чтобы заслужить честь отдыхать в каком-либо мире, лучшем, чем этот, в одном из тех благословенных миров, где добро царит безраздельно и где мы будем вспоминать о нашем прохождении здесь лишь как о времени изгнания.
