III
У спиритической доктрины, как любой новой вещи, есть свои сторонники и свои противники. Мы попытаемся ответить на некоторые возражения этих последних и рассмотрим важность мотивов, на которые они опираются, не имея, однако, претензии на то, чтобы переубедить всех людей, так как есть люди, которые полагают, что свет создан для них одних. Мы обращаемся к людям доброй веры, без предрассудков или идей-фикс, искренне желающим обучаться, и покажем им, что большинство возражений, выдвигаемых против доктрины, происходит из неполных наблюдений фактов и из слишком легкомысленных и скороспелых суждений.
Вначале давайте вкратце вспомним о нарастающей серии явлений, которые дали рождение этой доктрине.
Первым наблюдаемым фактом было приведение различных предметов в движение; что было названо в народе вращающимися или танцующими столами. Это явление, которое сначала было замечено в Америке, или, скорее, вновь появилось в этом краю, так как его история показывает, что оно восходит к более ранней античности, проявилось в сопровождении странных обстоятельств, таких как необычный шум, стук, который возникал, казалось, без каких-либо известных ощутимых причин. Оттуда оно быстро распространилось в Европу и другие части мира; это явление сначала вызвало недоверие, но многочисленные факты скоро заставили всех перестать сомневаться в его реальности.
Если бы это явление ограничивалось движением материальных предметов, его можно было бы объяснить чисто физическими причинами. Мы далеки от того, чтобы знать все оккультные реагенты природы, либо все свойства уже знакомых нам; кстати, электричество каждый день бесконечно множит источники, предоставляемые ей человеку, и освещает науку новым светом. Поэтому вполне вероятно, что электричество, изменённое определёнными обстоятельствами или каким-либо другим неизвестным нам реагентом, стало причиной этого движения. И если несколько человек, собравшись вместе, увеличивают мощность воздействия, склоняясь к этой теории, то можно считать это собрание батареей многоразовой, чья мощность является следствием количества элементов.
В кругообразном движении нет ничего необычного: оно в природе вещей; все звёзды движутся по кругу; значит, у нас есть в миниатюре отражение общего движения Вселенной, или, лучше сказать, причину, до сих пор не известную нам, которая для малых предметов и в заданных обстоятельствах могла случайно произвести поток, аналогичный тому, который вбирает в себя миры.
Но движение не всегда было кругообразно; часто оно бывало неритмично, хаотично, предмет сильно встряхивали, бросали, опрокидывали, его уносило в разных направлениях, и, наперекор всем законам статики, находилось во взвешенном состоянии над землёй в воздушном пространстве. В этих фактах нет ещё ничего такого, что не могло бы быть объяснено силой невидимого физического реагента. Разве не видим мы, как электричество опрокидывает здания, вырывает с корнем деревья, разбрасывает далеко в разные стороны самые тяжёлые предметы, притягивает или отталкивает их?
Неизвестный шум, стук, если предположить, что они – всего лишь обычные последствия высыхания дерева или другой случайной причины, может также происходить от аккумуляции оккультных флюидов; разве не производит электричество самые сильные шумы?
Пока что, как мы можем видеть, всё может быть в рамках чисто физических и физиологических фактов. Но даже в рамках этого круга идей был предмет изучения серьёзного и достойного внимания учёных. Почему такового внимания не случилось? Тяжело говорить об этом, но всё упирается в причины, доказывающие среди тысячи подобных фактов человеческую легкомысленность. Возможно, сначала вульгарность основного предмета, служившего основой первым опытам, не была здесь посторонней. Как часто слово оказывает большое влияние на самые серьёзные вещи! Не считая того, что движение могло наложить свой отпечаток на какой-либо предмет, идея столов превалировала, без сомнения, потому что это был самый удобный предмет, ведь более естественно все рассаживаются вокруг стола, а не вокруг какой-то другой мебели. Высокие люди иногда такие ребячливые, и нет ничего невозможного в том, что определённые элитные духи посчитали ниже своего достоинства заниматься тем, что было принято называть танцами столов. Даже можно вполне допустить, что если явление, замеченное Гальвани, было произведено обычными людьми и осталось известным под шутовским именем, оно могло бы быть отнесено к волшебной палочке. И действительно, что это за учёный, если он не занимался танцами лягушек?
Однако некоторые из них, достаточно скромные, чтобы придти к выводу, что природа ещё не сказала им своего последнего слова, захотели увидеть для облегчения свой совести; но случалось так, что феномен не всегда отвечал их ожиданиям. И только потому, что феномен проявлялся не всегда по их воле и согласно их опыту, они вывели отрицание: но несмотря на их запрет, столы, так как они существуют, продолжают крутиться, и мы можем вместе с Галилеем сказать: и всё же они вертятся! Скажем больше: факты настолько стали множиться, что сегодня они завоевали законное право, и речь уже идёт лишь о том, чтобы найти им рациональное объяснение. Можно ли привести что-либо против реальности явления только потому, что оно происходит не всегда согласно воле и требованиям наблюдателя? Если явления электричества и химии подчиняются определённым условиям, разве нужно их отрицать лишь потому, что они не происходят вне этих условий? И значит, ничего удивительного нет в том, что феномен передвижения предметов человеческим флюидом также имеет свои условия существования и прекращает своё действие, если наблюдатель, рассуждая со своей собственной точки зрения, претендует на то, чтобы заставить его действовать в угоду своему капризу или подчинить законам уже известных явлений, не учитывая того, что для новых фактов могут и должны быть новые законы? Значит, для познания этих законов надо изучать условия, в которых проявляются факты, и это изучение может быть лишь плодом постоянного, внимательного и часто довольно длительного наблюдения.
Но, возразят некоторые особы, часто ведь бывает и очевидный обман. У них мы сначала спросим, уверены ли они, что здесь обман, и не приняли ли они за обман те следствия, которым они не могут дать оценку, примерно так, как один крестьянин принял учёного профессора за неловкого фокусника. Даже если предположить, что иногда такой обман может иметь место, неужели это повод отрицать сам факт? Надо ли отрицать физику только потому, что есть фокусники, рядящиеся в тогу учёных-физиков? Здесь, однако, надо иметь в виду характер личностей и тот интерес, которым они руководствуются, обманывая вас. А не шутка ли это? Какоето время можно и пошутить, но шутка, затянувшаяся на бесконечно долгое время, была бы одинаково скучна как для обманщика, так и для обманутого. Наконец, сам обман, который распространяется из одного конца мира в другой среди самых серьёзных, самых достойных и самых просвещённых личностей, был бы по меньшей мере таким же выдающимся, как и само явление.
