КНИГА ДУХОВ

Для новых предметов нужны новые слова, того требует ясность языка, чтобы избежать путаницы, неотделимой от многозначного смысла одних и тех же терминов. Слова спиритический, спиритуалистский, спиритуализм имеют чётко определённое значение; придавать им ещё одно, чтобы прилагать их к учению Духов значило бы множить и без того уже многочисленные двусмысленности. Действительно, спиритуализм противостоит материализму; и тот, кто верит, что он есть что-то отличное от материи, является спиритуалистом; но из этого не следует, что он верит в существование Духов или в их общение с видимым миром. Вместо слов спиритуальный, спиритуализм, для обозначения этой последней веры, мы используем слова спиритический и спиритизм, форма которых напоминает происхождение и коренной смысл, и их преимущество именно в том, что они абсолютно понятны и оставляют слову спиритуализм его собственное значение. И поэтому мы скажем, что спиритическая доктрина или спиритизм имеют своей основой отношения материального мира с Духами или существами мира невидимого. Адепты спиритизма будут называться спиритами или, если хотите, спиритистами.

Как специальность, Книга Духов содержит спиритическую доктрину; а как общий характер, она примыкает к доктрине спиритуалистской, представляя одну из её фаз. Таковы причины, по которым в её заглавии – слова: Спиритуалистская философия.


Существует ещё одно слово, по которому также следует договориться, потому что оно является одним из ключевых слов всей моральной доктрины и остаётся темой многочисленных споров из-за отсутствия чётко обозначенного значения – это слово душа. Расхождение мнений о природе души происходит от особенного использования каждым этого слова. Совершенный язык, где каждая мысль была бы представлена соответствующим термином, избежал бы споров; все бы стали понимать друг друга, если бы каждой вещи соответствовало определённое слово.

По мнению одних, душа является принципом органической материальной жизни: это чистый материализм. В этом смысле, при сравнении с рассохшимся инструментом, который перестал издавать звуки, говорят: у него нет души. Согласно этому мнению, душа – следствие, а не причина.

Другие думают, что душа – это основа разума, вселенский реагент, откуда каждое существо черпает свою порцию. Согласно им, во всей Вселенной существует лишь одна душа, которая распределяет искры между различными разумными существами во время их жизни; после смерти каждая искра возвращается к общему источнику, где она вливается в общий океан, как ручьи и реки возвращаются в море, откуда они вышли. Это мнение отличается от предыдущего тем, что, согласно подобной гипотезе, мы есть нечто большее, чем материя, и что-то остаётся после смерти; но это почти то же, как если бы в нас ничего не оставалось, потому что, не владея более индивидуальностью, в нас не остаётся больше сознания о нас самих. В этом мнении вселенская душа – это Бог, а каждое существо – лишь порция Божественности. Это одна из разновидностей пантеизма.

Наконец, согласно третьим, душа есть существо моральное, различимое, не зависящее от материи, сохраняющее свою индивидуальность после смерти. Это значение, вне всяких сомнений, самое общее, потому что, под одним именем или под другим, но мысль об этом существе, переживающем своё тело, находится в состоянии инстинктивного верования, не зависящего от какого-либо учения, во всех народах, какой бы ни была степень их цивилизации. Доктрина, согласно которой душа есть причина, а не следствие – это учение спиритуалистов.

Не ставя под сомнение заслуги этих мнений, и рассматривая здесь лишь лингвистическую сторону предмета, мы скажем, что все эти три приложения слова душа представляют собой три отличных друг от друга идеи, каждой из которых потребовались бы разные термины. Значит, это слово имеет тройное значение, и каждое из них, со своей точки зрения, имеет свой резон в том определении, которое оно ему придаёт; ошибается лишь язык, у которого есть лишь одно слово для трёх значений. Чтобы избежать какие-либо двусмысленностей, надо бы ограничить значение слова душа одним из этих трёх значений; выбор не важен, главное – понимать друг друга, это дело договора. Мы считаем более логичным принять самое распространённое значение; поэтому мы зовём ДУШУ существом нематериальным и индивидуальным, которое находится в нас и которое живёт после смерти тела. Даже если этого существа не было бы, и оно являлось бы лишь плодом воображения, то и тогда нам понадобился бы ещё один термин для его обозначения.

Из-за отсутствия специального слова для каждого из двух остальных пунктов мы назовём:

Жизненным принципом принцип материальной и органической жизни, каким бы ни был её источник, и этот принцип является общим для всех живых существ, начиная с растений и кончая человеком. Жизнь может существовать независимо от способности думать, и жизненный принцип – это вещь особая и независимая. Слово жизненность не отразило бы в полной мере ту же мысль. Для одних жизненный принцип – это свойство материи, следствие, проявляющееся тогда, когда материя находится в определённых заданных обстоятельствах; согласно другим, это более общая идея, и жизненный принцип живёт в специальном флюиде, распространяющемся повсеместно, и откуда каждое существо впитывает и усваивает свою часть в течение жизни, как неподвижные инертные тела впитывают свет; и тогда это жизненный флюид, который, по мнению некоторых, является ничем иным, как оживотворённым электрическим флюидом, обозначенным также под именами магнетический флюид, нервный флюид и т.д.

Как бы там ни было, будучи результатом наблюдений, является неоспоримым фактом то, что органические существа обладают внутренней силой, производящей феномен жизни до тех пор, пока эта самая сила существует; что материальная жизнь является общей для всех органических существ, и что она независима от разума и мысли; что разум и мысль являются способностями, присущими определённым органическим видам; и наконец, что среди органических видов, наделённых разумом и мыслью, есть один вид, наделённый специальным чувством морали, которое даёт ему неоспоримое превосходство над остальными – это человеческий вид.

Мы принимаем то, что при множественности значений, душа не исключает ни материализм, ни пантеизм. Спиритуалист сам может прекрасно понимать душу по одному из двух первых определений, не ущемляя нематериальное отдельное существо, которому он даст какое-нибудь название. Таким образом, это слово не является представителем одного мнения; это понятие изменчивое, которое каждый приспособит на свой лад; отсюда – источник нескончаемых споров.

Можно было бы также избежать путаницы, используя слово душа во всех трёх случаях, добавляя к ним определение, которое уточняло бы точку зрения, с какой рассматривают душу, или понятие, которое под ним подразумевается. И тогда это было бы родовое слово, представляющее одновременно принцип материальной жизни, разума и морального смысла, которое можно было бы различать по свойству, как, например, слово газ, который различают, прибавляя слова водород, кислород или азот. Итак, можно назвать, и, наверное, так будет лучше, жизненной душой принцип материальной жизни, разумной душой принцип разумности и спиритической душой принцип нашей индивидуальности после смерти. Как видим, всё это – вопрос не только названий, но и очень важный вопрос для понимания друг друга. Поэтому жизненная душа является общей для всех органических существ: растений, животных и людей; разумная душа будет свойственна животным и людям, а спиритическая душа принадлежит лишь человеку.

Мы посчитали необходимым настоять на этих объяснениях, тем более, что спиритическая доктрина естественным образом основывается на существовании в нас существа, независимого от материи и переживающего своё тело. Слово душа часто будет употребляться в этом произведении, и важно установить и зафиксировать тот смысл, который мы придаём ему, чтобы избежать недоразумений.

А теперь вернёмся к основной теме этой предварительной инструкции.


У спиритической доктрины, как любой новой вещи, есть свои сторонники и свои противники. Мы попытаемся ответить на некоторые возражения этих последних и рассмотрим важность мотивов, на которые они опираются, не имея, однако, претензии на то, чтобы переубедить всех людей, так как есть люди, которые полагают, что свет создан для них одних. Мы обращаемся к людям доброй веры, без предрассудков или идей-фикс, искренне желающим обучаться, и покажем им, что большинство возражений, выдвигаемых против доктрины, происходит из неполных наблюдений фактов и из слишком легкомысленных и скороспелых суждений.

Вначале давайте вкратце вспомним о нарастающей серии явлений, которые дали рождение этой доктрине.

Первым наблюдаемым фактом было приведение различных предметов в движение; что было названо в народе вращающимися или танцующими столами. Это явление, которое сначала было замечено в Америке, или, скорее, вновь появилось в этом краю, так как его история показывает, что оно восходит к более ранней античности, проявилось в сопровождении странных обстоятельств, таких как необычный шум, стук, который возникал, казалось, без каких-либо известных ощутимых причин. Оттуда оно быстро распространилось в Европу и другие части мира; это явление сначала вызвало недоверие, но многочисленные факты скоро заставили всех перестать сомневаться в его реальности.

Если бы это явление ограничивалось движением материальных предметов, его можно было бы объяснить чисто физическими причинами. Мы далеки от того, чтобы знать все оккультные реагенты природы, либо все свойства уже знакомых нам; кстати, электричество каждый день бесконечно множит источники, предоставляемые ей человеку, и освещает науку новым светом. Поэтому вполне вероятно, что электричество, изменённое определёнными обстоятельствами или каким-либо другим неизвестным нам реагентом, стало причиной этого движения. И если несколько человек, собравшись вместе, увеличивают мощность воздействия, склоняясь к этой теории, то можно считать это собрание батареей многоразовой, чья мощность является следствием количества элементов.

В кругообразном движении нет ничего необычного: оно в природе вещей; все звёзды движутся по кругу; значит, у нас есть в миниатюре отражение общего движения Вселенной, или, лучше сказать, причину, до сих пор не известную нам, которая для малых предметов и в заданных обстоятельствах могла случайно произвести поток, аналогичный тому, который вбирает в себя миры.

Но движение не всегда было кругообразно; часто оно бывало неритмично, хаотично, предмет сильно встряхивали, бросали, опрокидывали, его уносило в разных направлениях, и, наперекор всем законам статики, находилось во взвешенном состоянии над землёй в воздушном пространстве. В этих фактах нет ещё ничего такого, что не могло бы быть объяснено силой невидимого физического реагента. Разве не видим мы, как электричество опрокидывает здания, вырывает с корнем деревья, разбрасывает далеко в разные стороны самые тяжёлые предметы, притягивает или отталкивает их?

Неизвестный шум, стук, если предположить, что они – всего лишь обычные последствия высыхания дерева или другой случайной причины, может также происходить от аккумуляции оккультных флюидов; разве не производит электричество самые сильные шумы?

Пока что, как мы можем видеть, всё может быть в рамках чисто физических и физиологических фактов. Но даже в рамках этого круга идей был предмет изучения серьёзного и достойного внимания учёных. Почему такового внимания не случилось? Тяжело говорить об этом, но всё упирается в причины, доказывающие среди тысячи подобных фактов человеческую легкомысленность. Возможно, сначала вульгарность основного предмета, служившего основой первым опытам, не была здесь посторонней. Как часто слово оказывает большое влияние на самые серьёзные вещи! Не считая того, что движение могло наложить свой отпечаток на какой-либо предмет, идея столов превалировала, без сомнения, потому что это был самый удобный предмет, ведь более естественно все рассаживаются вокруг стола, а не вокруг какой-то другой мебели. Высокие люди иногда такие ребячливые, и нет ничего невозможного в том, что определённые элитные духи посчитали ниже своего достоинства заниматься тем, что было принято называть танцами столов. Даже можно вполне допустить, что если явление, замеченное Гальвани, было произведено обычными людьми и осталось известным под шутовским именем, оно могло бы быть отнесено к волшебной палочке. И действительно, что это за учёный, если он не занимался танцами лягушек?

Однако некоторые из них, достаточно скромные, чтобы придти к выводу, что природа ещё не сказала им своего последнего слова, захотели увидеть для облегчения свой совести; но случалось так, что феномен не всегда отвечал их ожиданиям. И только потому, что феномен проявлялся не всегда по их воле и согласно их опыту, они вывели отрицание: но несмотря на их запрет, столы, так как они существуют, продолжают крутиться, и мы можем вместе с Галилеем сказать: и всё же они вертятся! Скажем больше: факты настолько стали множиться, что сегодня они завоевали законное право, и речь уже идёт лишь о том, чтобы найти им рациональное объяснение. Можно ли привести что-либо против реальности явления только потому, что оно происходит не всегда согласно воле и требованиям наблюдателя? Если явления электричества и химии подчиняются определённым условиям, разве нужно их отрицать лишь потому, что они не происходят вне этих условий? И значит, ничего удивительного нет в том, что феномен передвижения предметов человеческим флюидом также имеет свои условия существования и прекращает своё действие, если наблюдатель, рассуждая со своей собственной точки зрения, претендует на то, чтобы заставить его действовать в угоду своему капризу или подчинить законам уже известных явлений, не учитывая того, что для новых фактов могут и должны быть новые законы? Значит, для познания этих законов надо изучать условия, в которых проявляются факты, и это изучение может быть лишь плодом постоянного, внимательного и часто довольно длительного наблюдения.

Но, возразят некоторые особы, часто ведь бывает и очевидный обман. У них мы сначала спросим, уверены ли они, что здесь обман, и не приняли ли они за обман те следствия, которым они не могут дать оценку, примерно так, как один крестьянин принял учёного профессора за неловкого фокусника. Даже если предположить, что иногда такой обман может иметь место, неужели это повод отрицать сам факт? Надо ли отрицать физику только потому, что есть фокусники, рядящиеся в тогу учёных-физиков? Здесь, однако, надо иметь в виду характер личностей и тот интерес, которым они руководствуются, обманывая вас. А не шутка ли это? Какоето время можно и пошутить, но шутка, затянувшаяся на бесконечно долгое время, была бы одинаково скучна как для обманщика, так и для обманутого. Наконец, сам обман, который распространяется из одного конца мира в другой среди самых серьёзных, самых достойных и самых просвещённых личностей, был бы по меньшей мере таким же выдающимся, как и само явление.


Если бы феномены, занимающие нас, были ограничены лишь движением предметов, они бы остались, как мы уже говорили, в области физических наук; но это далеко не так: им было дано поставить нас перед фактами странного порядка. Не знаем, по какой инициативе, но мы, кажется, открыли что импульс, приданный предметам, являлся не только продуктом слепой механической силы, но в движении чувствовалось вмешательство какой-то разумной причины. С этим открытием перед нами вставало совершенно новое поле для наблюдений: перед нами приподнималась завеса над многими тайнами. Существует ли в действительности разумная сила? Вот в чём вопрос. Если эта силу существует, то какова она, какова её природа, её происхождение? Является ли она сверхчеловеческой? Таковы другие вопросы, вытекающие из первого.

Первые разумные проявления имели место посредством столов, которые приподнимались и опускались, выстукивая при этом своими ножками определённое количество ударов и отвечая словами да или нет, в зависимости от договорённости, на поставленный вопрос. Пока что в этом нет ничего достаточно убедительного для скептиков, потому что можно было всё списывать на случайность. Затем мы стали получать более развёрнутые ответы посредством букв алфавита: мобильный предмет выстукивал порядковый номер каждой буквы, и таким образом удавалось формулировать слова и фразы, отвечая на поставленные вопросы. Точность ответов, их соответствие вопросам вызывали общее удивление. Таинственное существо, отвечавшее нам, в ответ на вопрос о своей природе, заявило, что оно является Духом или демоном, назвало себя по имени и предоставило различные сведения о себе. Это очень важное обстоятельство. Ещё никто не мог представить себе Духов как средство объяснения феноменов; сам феномен проявлял слово. Часто в точных науках выдвигаются гипотезы для обоснования причин, но здесь был совершенно другой случай.

Подобное средство общения было долгим и неудобным. Дух, и это тоже факт, достойный внимания, указал нам на другое средство. Одно из невидимых существ дало нам совет прикрепить карандаш к корзинке или другому предмету. Эта корзинка, поставленная на лист бумаги, приводится в движение той же оккультной силой, которая двигает столы; но вместо простого обычного движения, карандаш сам начинает писать буквы, составляя слова, фразы и целые речи на несколько страниц, затрагивая высокие темы философии, морали, метафизики, психологии и т.д., и всё это со скоростью письма от руки. Этот совет был дан одновременно в Америке, во Франции и других различных странах. Мы приводим вам те слова, в которых он был дан в Париже 10 июня 1853 года одному из самых страстных адептов доктрины, который уже давно, начиная с 1849 года, занимался вызыванием Духов: «Возьми в соседней комнате маленькую корзинку; привяжи к ней карандаш; поставь его на бумагу; пальцы положи на край корзинки». Затем, несколько мгновений спустя, корзинка стала двигаться, и карандаш довольно отчётливо написал такую фразу:

«То, о чём я говорю вам здесь, я строго запрещаю говорить кому-либо; когда я напишу это впервые, я напишу лучше».

Предмет, к которому приспосабливается карандаш, является лишь инструментом, и его природа и форма не имеют абсолютно никакого значения; мы искали наиболее удобное расположение; и потому многие используют небольшую дощечку. Корзинка или дощечка приходят в движение лишь под влиянием определённых личностей, наделённых в этом смысле специальной силой, их называют медиумами, то есть, серединой или посредниками между Духами и людьми. Условия, которые дают эту силу, придерживаются причин, одновременно физических и моральных, которые ещё не очень известны нам, потому что мы встречаем медиумов любого возраста, обоих полов и всех степеней интеллектуального развития. Эту способность, наконец, можно развивать упражнениями.


Позднее обнаружили, что корзинка и дощечка в действительности составляют лишь продолжение руки, надставку к ней, и медиум, напрямую взяв в руку карандаш, начал писать импульсивно и почти лихорадочно. Благодаря этому способу, сообщения стали более быстрыми, лёгкими и полными; сегодня это самый распространённый способ, тем более что число лиц, одарённых этой способностью, очень значительно и ежедневно умножается. Опыт, наконец, позволил узнать множество других разновидностей медиумической способности, и мы узнали, что сообщения также могли иметь место с помощью слова, слуха, зрения, прикосновения и т. д. и даже прямого письма Духов, т.е. без содействия руки медиума или карандаша.

После установления факта оставалось констатировать такой важный пункт, как роль медиума в ответах и доля, которую он механически и морально может принимать в них. Два главных обстоятельства, которые не ускользнули бы от внимательного наблюдателя, могут решить вопрос. Первое - как корзинка движется под его влиянием через одно наложение пальцев на край; анализ показывает невозможность какоголибо управления. Эта невозможность становится особенно очевидной, когда два или три человека одновременно сидят у одной и той же корзинки; между ними нужна была б поистине феноменальная согласованность движений; и, помимо того, понадобилась бы согласованность мыслей, чтобы они могли договориться об ответе на поставленный вопрос. Другой факт, не менее странный, добавляет трудностей скептикам: это коренное изменение почерка, связанное с личностью проявляющегося Духа, и всякий раз, когда тот же самый дух возвращается, то воспроизводится его почерк. Значит, медиуму надо было бы менять свой собственный почерк двадцатью различными образами, и в особенности помнить, какой почерк принадлежит тому или иному Духу.

Второе обстоятельство вытекает из самого характера ответов, которые, в особенности, когда речь идёт о вопросах абстрактных или научных, находятся далеко за пределами познаний, а иногда и умственных возможностей медиума. Впрочем, он чаще всего совершенно не осознаёт того, что пишет под влиянием Духа; очень часто он даже не слышит или не понимает заданного вопроса, поскольку вопрос может быть и не произнесён вслух, но задан мысленно, или может оказаться на языке, не известном для медиума, и ответ часто даётся на этом же языке. Случается, наконец, и то, что корзинка пишет самопроизвольно, без предварительного вопроса, на какуюлибо совершенно неожиданную тему.

Ответы эти в некоторых случаях носят на себе такой отпечаток мудрости, глубины и уместности; открывают мысли столь возвышенные и глубокие, что могут исходить лишь из высшего разума, пропитанного самой чистой нравственностью; в других же случаях ответы эти, напротив, настолько легкомысленны, фривольны и даже тривиальны, что рассудок отказывается верить, что и те, и другие могли происходить из одного источника. Это различие речи может объясняться лишь различием проявляющихся разумов. А сами умы, находятся ли они в человечестве или вне его? Этот пункт надо прояснить, и полное объяснение его можно будет найти в данном труде в таком виде, в каком его дали сами Духи.

Таковы очевидные явления, которые производятся вне привычного круга наших наблюдений, и не в таинственной полутьме, а при свете дня: их любой может увидеть и удостовериться, что они не привилегия какого-либо отдельного лица, и что тысячи людей могут при желании повторять их каждый день. У этих явлений обязательно есть своя причина, и с момента, когда они обнаруживают действие разума и воли, они выходят из чисто физической области.

Множество теорий было создано по этому поводу; мы рассмотрим их и увидим, могут ли они дать объяснение всем происходящим фактам. Пока же допустим существование существ, отдельных от человечества, поскольку таково объяснение, даваемое самими открывшимися Духами, и посмотрим, что они говорят нам.


Существа, общающиеся между собой таким образом, называют себя, как мы сказали, Духами или демонами, принадлежавшим, по крайней мере, некоторым из них, к людям, жившим на земле. Они составляют духовный мир, как мы составляем телесный мир во время своей жизни.

В нескольких словах резюмируем здесь самые важные, яркие положения доктрины, которую они нам передали, чтобы было легче отвечать на некоторые возражения.

«Бог вечен, незыблем, нематериален, уникален, всемогущ, высоко справедлив и добр».

«Он создал Вселенную, которая охватывает все существа -- живые и неживые, материальные и нематериальные».

«Материальные существа составляют мир видимый или телесный, а существа нематериальные – мир невидимый или духовный, то есть, Духов».

«Духовный мир – нормальный мир, первичный, вечный, всему предшествующий и всё переживающий».

«Мир телесный вторичен; он мог бы перестать существовать или не существовать вовсе, что ни в коей мере не изменило бы сущности мира духовного».

«Духи временно облачаются в смертную материальную оболочку, чьё разрушение с помощью смерти возвращает их на свободу».

«Среди различных видов телесных существ Бог избрал человеческий вид для воплощения Духов, приближающихся к определённой степени развития, что даёт им моральное и интеллектуальное превосходство над всеми другими».

«Душа – это воплощённый Дух, чьё тело является лишь оболочкой».

«В человеке есть три вещи: 1. тело или существо материальное, аналогичное животным; 2. душа или существо нематериальное, Дух, воплощённый в теле; 3. связь, соединяющая душу и тело, элемент-посредник между материей и Духом».

«Таким образом, у человека двойственная природа: посредством тела он участвует в природе животных, у которых он перенял инстинкты; посредством души он участвует в природе Духов».

«Связь или перисприт, соединяющий тело и Дух, являет собой нечто вроде полуматериальной оболочки. Смерть – это разрушение самой грубой оболочки; Дух сохраняет вторую оболочку, которая представляет для него эфирное тело, невидимое для нас в нормальном состоянии, но которая иногда может быть видима и даже осязаема, как это имеет место в явлении привидений».

«Дух, таким образом, не является каким-то абстрактным неопределённым существом, которое лишь мыслью можно постичь; это существо реальное, вполне определённое, которое в некоторых случаях можно оценить посредством зрения, слуха и осязания».

«Духи принадлежат к разным классам и не равны ни в силе, ни в разуме, ни в знании, ни в нравственности. Духи первого порядка являются высшими Духами, отличающимися от других своим совершенством, своими знаниями, близостью к Богу, чистотой своих чувств и любовью к добру; это – ангелы или чистые Духи. Другие классы всё более отдаляются от этого совершенства; Духи низших классов склонны к большинству наших страстей: ненависти, зависти, ревности, гордыне и т.д.; они находят удовольствие во зле. В их числе те, кого нельзя назвать ни злыми, ни добрыми, они больше бестолковы и шумливы, чем злы; кажется, что хитрость и непоследовательность являются их уделом; это сумасбродные или легкомысленные Духи».

«Духи не принадлежат вечно одному и тому же порядку. Все они совершенствуются, проходя через различные ступени духовной иерархии. Это совершенствование осуществляется посредством инкарнации, которая налагается на одних, как искупление, на других – как миссия. Материальная жизнь – это испытание, которому они многократно подвергаются, пока не достигнут абсолютного совершенства; это своего рода сито или чистилище, откуда они выходят более или менее очищенными».

«Покидая тело, душа возвращается в мир Духов, откуда она выходила, чтобы принять новое материальное существование после более или менее долгого отрезка времени, в течение которого она была в состоянии блуждающего Духа».*

---

* Примечание Аллана Кардека: Между доктриной реинкарнации и доктриной метампсихоза, которую принимают некоторые секты, характерное отличие, которое объясняется далее в нашей книге.

---

«Поскольку Дух должен пройти через многие воплощения, то из этого следует, что у нас у всех было много существований, и будут ещё и другие, более или менее совершенные, на этой земле или в иных мирах».

«Воплощение Духов всегда имеет место лишь в человеческом виде; было бы ошибкой думать. Что душа или Дух может воплотиться в теле животного».

«Разные телесные существования Духа всегда прогрессивны и никогда – регрессивны; но быстрота прогресса зависит от прилагаемых нами усилий, чтобы достичь совершенства».

«Качества души – это качества Духа, воплотившегося в нас; таким образом, добрый человек – это воплощение доброго Духа, а порочный человек – воплощение нечистого Духа».

«Душа обладала индивидуальностью до своего воплощения; она сохраняет её и после своего отделения от тела».

«По возвращении в мир Духов душа находит там всех тех, кого знала на земле, и все предыдущие существования всплывают в её памяти вместе с воспоминанием о всём хорошем и всём плохом, что она совершила».

«Дух воплощённый находится под влиянием материи; человек, преодолевающий это влияние возвышением и очищением своей души, приближается к добрым Духам, с которыми он однажды соединится. Тот же, кто позволяет дурным страстям господствовать над ним и помещает свои радости в насыщение грубых аппетитов, приближается к нечистым Духам, отдавая предпочтение животной природе».

«Воплощённые Духи населяют различные миры Вселенной».

«Невоплощённые или блуждающие Духи не занимают никакого определённого региона; они везде в космическом пространстве и рядом с нами, видя нас и постоянно соприкасаясь с нами; это целое невидимое население, пребывающее в движении вокруг нас».

«Духи оказывают на нравственный мир, и даже на мир физический постоянное воздействие; они воздействуют на материю и на мысль, составляя одну из сил Природы, действенную причину множества явлений, пока что не объяснённых или объяснённых плохо, которые находят разумное объяснение лишь в спиритизме».

«Взаимоотношения Духов с людьми постоянны. Добрые Духи побуждают нас к добру, поддерживают нас в жизненных испытаниях и помогают нам переносить всё это с мужеством и смирением; дурные же Духи побуждают нас ко злу; для ним наслаждение видеть, как мы падаем и уподобляемся им».

Общения Духов с людьми либо оккультны, либо явны. Оккультные общения имеют место через доброе или дурное влияние, которое Духи оказывают на нас без нашего ведома; и уже дело нашего разума – различать добрые и дурные вдохновения. Явные общения имеют место при посредстве письма, речи и других материальных проявлений, чаще всего при помощи медиумов, служащих им инструментом общения».

«Духи проявляются самопроизвольно или по вызыванию. Можно вызывать всех Духов: как тех, которые одушевляли людей неведомых, так и самых известных личностей, какой бы ни была эпоха, в которой они проживали; Духов наших родителей, друзей, или врагов, и получать при помощи письменных или словесных общений советы, сведения об их загробном состоянии, об их мыслях на наш счёт, а также откровения, которые им разрешено передавать нам».

«Духов влекут симпатия и нравственный характер лиц, их вызывающих. Высшим Духам нравятся серьёзные собрания, где господствуют любовь к добру, искреннее желание просвещения и совершенствования. Их присутствие удаляет оттуда Духов низших, которые, напротив, находят свободный доступ и могут свободно действовать среди лиц легкомысленных или ведомых одним пустым любопытством, пребывая всюду, где встречаются дурные инстинкты. Вместо добрых советов или полезных сведений от них следует ожидать лишь пустяков, лжи, дурных шуток или мистификаций, при этом они часто заимствуют самые уважаемые имена, чтобы было легче вводить в обман».

«Различение добрых и дурных Духов чрезвычайно легко; речь Высших Духов всегда исполнена достоинства, благородна, пропитана самой высокой нравственностью, свободной от любой низкой страсти; их советы дышат самой чистой мудростью, и своей целью всегда имеют ваше совершенствование и благо человечества. Речь же низших Духов, напротив, непоследовательна, часто тривиальна и даже груба; если они иногда и говорят правдивые и хорошие вещи, то чаще всего – абсурдно и нелепо из-за своей хитрости и невежества; они играют в доверчивость и забавляются в ущерб тем, кто их расспрашивает, льстя их тщеславию и усыпляя их желания ложными надеждами. В итоге, серьёзные общения, в полном значении слова, происходят лишь в серьёзном кругу, члены которого соединены душевной общностью мыслей, устремлённых к добру».

«Мораль Высших Духов, как и мораль Христа, сводится к евангелическому изречению: «Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой». То есть, делать добро и совершенно не делать зла. Человек находит в этом принципе всеобщее правило поведения для своих малейших деяний».

«Они учат нас, что эгоизм, гордыня, чувственность есть страсти, которые сближают вас с животной природой, привязывая вас к материи; что человек, который уже здесь отходит от материи из презрения к светским пустякам и из любви к ближнему, приближается к духовной природе; что каждый из нас должен сделать себя полезным целому по способностям и средствам, которые Бог вложил ему в руки, чтобы испытать его; что Сильный и Могущественный должны дать защиту и опору Слабому; ибо тот, кто злоупотребит своей силой и могуществом, чтобы угнетать ближнего своего, нарушает закон Божий. Они учат, наконец, что поскольку в миру Духов ничто не остаётся сокрытым, то с лицемера неизбежно срывается маска, и все его гнусности разоблачаются; что неминуемое и ежемоментное присутствие тех, в отношении которых мы поступили дурно, есть одно из наказаний, отведённых нам; что с состояниями несовершенства и превосходства Духов связаны муки и наслаждения, не ведомые нам на земле».

«Но они учат нас также и тому, что нет ошибок непоправимых, которые не могли бы быть стёрты искуплением. Человек находит средство к тому в последовательных существованиях, которые позволяют ему, согласно его желанию и усилиям, продвигаться по пути прогресса к совершенству, являющемуся его конечной целью».

Такова суть Спиритической Доктрины в том виде, в котором она является к нам из наставлений, данных Высшими Духами. Рассмотрим теперь противостоящие ей возражения.


Для многих несогласие учёных является если не доказательством, то по крайней мере серьёзным основанием для сильного предубеждения. Мы не из тех, кто злословит по поводу учёных, потому что не желаем, чтобы о нас говорили, будто мы бьём их «ослиным копытом»; напротив, мы относимся к ним с великим почтением, и нам было бы очень приятно быть в их рядах; но, как бы там ни было, их мнение не может быть признано истиной в последней инстанции, не подлежащим обжалованию приговором. Как только наука выходит из материального наблюдения фактов, как только речь заходит о том, чтобы оценить или объяснить эти факты, раскрываются широкие двери всевозможным догадкам; каждый привносит свою малую гипотезу, которую желает видеть господствующей надо всеми иными, и ожесточённо её поддерживает. Разве не видим мы ежедневно, как самые противоположные мнения поочерёдно то превозносятся, то отвергаются? То отбрасываются как нелепые заблуждения, то после провозглашаются как неоспоримые истины? Факты -- вот истинный критерий наших суждений, неоспоримый довод; при отсутствии же фактов сомнение является мнением мудреца. Для вещей общеизвестных мнение учёных с полным правом внушает доверие, там как они знают больше и лучше, чем человек толпы; но в том, что касается новых принципов, неведомых явлений, их способ видения всегда всего лишь гипотетичен, предположителен, потому что они не более других свободны от предрассудков; мы скажем даже, что у учёного, быть может, больше предрассудков, чем у кого-либо другого, потому что естественная склонность влечёт его к тому, чтобы всё подчинить точке зрения, которую он развил, к тому,

чтобы подогнать всё под точку зрения, которую он углубил. Так, математик видит доводы лишь в каком-нибудь алгебраическом доказательстве, химик сводит всё единственно к взаимодействию элементов и т.д. Всякий человек, избравший себе какую-либо специальность, прилепляет к ней все свои идеи; оторвите его от неё -- и он будет говорить глупости, потому что желает подчинить всё единому шаблону; это -- следствие человеческой слабости. Поэтому я охотно и с полным доверием посоветуюсь с химиком по вопросу химического анализа, с физиком - о силе электрического тока, с механиком -- о какойлибо движущей силе; но да позволят они мне, - и без всякого ущерба уважению, которое вызывает во мне их специальное знание, - не принимать в расчёт их отрицательное мнение о Спиритизме; во всяком случае, считаться с ним ничуть не более, чем с суждением архитектора по поводу музыки.

Обычные науки основаны на свойствах материи, которые можно экспериментально проверить и управлять ими по своему усмотрению; спиритические же явления основаны на действии разумных сил, обладающих своей собственной волей, и каждое мгновение доказывают нам, что они не обязаны подчиняться нашим капризам. Значит, наблюдения не могут вестись тем же образом; они требуют особых условий и иной отправной точки; желать подчинить их нашим обычным способам и приёмам исследования - значит устанавливать аналогии, которых не существует. Собственно наука, как таковая, стало быть, некомпетентна, чтобы высказываться по вопросу о Спиритизме: она не должна заниматься им, и её мнение, каково бы оно ни было, благоприятно или нет, не может иметь никакого веса. Спиритизм есть результат личной убеждённости, которую учёные могут иметь как личности, независимо от их качества учёных; желать же передать этот вопрос на суд науке значило бы то же самое, что предоставить симпозиуму физиков или астрономов решать вопрос о том, существует ли душа или нет; в самом деле, весь Спиритизм -- в вопросе о том, существует душа или нет и каково её состояние после смерти; между тем, в высшей степени нелогично полагать, будто какой-либо человек должен быть великим психологом только потому, что он великий математик или великий анатомист. Анатомист, рассекая человеческое тело, ищет душу, и, не находя её под своим скальпелем, как находит под ним нерв, или не видя её улетающей, словно какое-то газовое облачко, заключает, что её не существует, так как он стоит на точке зрения исключительно материальной. Но значит ли это, что он, вопреки всеобщему мнению, прав? Нет. Вы, таким образом, видите, что Спиритизм находится вне компетенции науки. Когда спиритические взгляды станут широко распространены, когда они будут приняты массами - и если судить по скорости, с какой они распространяются, время это не так уж и далеко, -- то со Спиритизмом произойдёт то же, что и со всеми новыми идеями, встретившими противодействие: учёные признают его объективную реальность; они идут к этому индивидуально в силу самих вещей; до той же поры преждевременно отвлекать их от их специфики, чтобы принудить заниматься чем-то посторонним, не находящимся ни в их ведении, ни в круге их интересов. И пока что те, кто без предварительного и глубокого изучения предмета высказываются отрицательно и поднимают на смех всякого, кто не разделяет их мнения, забывают, что так же было и с большей частью великих открытий, делающих честь человечеству. Тем самым они выставляют свои имена напоказ в длинном списке печально знаменитых мракобесов и гонителей новых идей и вписывают себя рядом с теми членами учёной ассамблеи, которая в 1752 году встретила громким взрывом хохота доклад Франклина о громоотводах, сочтя его недостойным того, чтобы фигурировать в числе обращённых к ней сообщений; и другой такой же ассамблеи, которая отняла у Франции преимущества первооткрывателя парового флота, заявив, что система Фултона, якобы, является неосуществимой мечтой; а между тем, всё это были вопросы ведения учёного собрания. И если уж эти ассамблеи, состоявшие из одних только светил учёного мира, выносили насмешки и сарказм к идеям, которые остальным были не понятны, к идеям, которые через несколько лет производили коренной переворот в науке, нравах и промышленности, как тогда можно было рассчитывать, что какой-либо вопрос, чуждый и непонятный для их деятельности, добился бы большего внимания?

Эти прискорбные заблуждения некоторых, омрачающие память о них, не смогли отнять их заслуг, которые они в других вопросах они обрели в уважении нашем, но есть ли нужда в официальном дипломе, для того, чтобы обладать здравым смыслом, и разве вне академических кресел сидят одни только невежды и глупцы? Если они лишь пожелают устремить глаза на сторонников спиритического Учения, то увидят, имеют ли они дело с невеждами и позволяет ли огромное число достойных людей, принявших его, отнести это Учение к разряду бабушкиных сказок. Характер этих людей и их знание вполне достойны того, чтобы сказать: поскольку такие люди утверждают это, то должно же там быть, по меньшей мере, хоть что-то!

Мы повторяем ещё раз: если бы факты, занимающие нас, заключались в механическом движении тел, то поиск физической причины этого явления входил бы в область науки; но как только речь заходит о каком-либо проявлении вне законов Природы, то оно выходит из компетенции материальной науки, так как не может быть объяснено ни числами, ни механической силой. Когда возникает какой-либо новый факт, не объяснимый никакой известной нам наукой, то учёный, чтобы изучить его, должен отвлечься от своего учения и сказать себе, что это для него некое новое исследование, которое не может проводиться с предвзятыми идеями. Человек, считающий, будто рассудок его безупречен, очень близок к совершению ошибки; даже те, кто имеют самые ложные идеи, опираются на свой рассудок, и именно в силу этого они отбрасывают всё то, что им кажется невозможным. Те, что когда-то отталкивали восхитительные открытия, которыми ныне гордится человечество, все они призывали этого судью, ведь то, что называют «разумом», зачастую есть лишь переодетая гордыня, и всякий, кто считает себя непогрешимым, считает себя равным Богу. Поэтому мы обращаемся к тем, кто достаточно мудры, чтобы сомневаться в том, чего они не видели, и кто, судя о будущем по прошлому, не считают, что человек достиг своего апогея, и что Природа перевернула для него последнюю страницу своей книги.


Прибавим в тому же, что развитие такой Доктрины, как спиритическая, внезапно отсылающая нас к порядку вещей столь новому и величественному, может с толком быть создана лишь людьми серьёзными, настойчивыми, свободными от предубеждений и ведомыми твёрдой и искренней волей. Что нельзя сказать о тех, кто судит а priori с лёгкостью и не видя всего; о тех, кто не вносит в свои исследования ни необходимой последовательности, ни регулярности, ни сосредоточенности; мы ещё менее могли бы сказать так о тех, кто, во имя верности своей репутации людей остроумных, усердствуют в выискивании каких-то смешных сторон в вещах, истинных по своей сути, или полагаемых таковыми людьми, знание, характер и убеждение которых имеют право на уважение всех, кто претендует на знание правил хорошего тона. Так что пусть те, кто считает факты недостойными себя и своего внимания, воздержатся от своей неразумной критики; никто и не помышляет о том, чтобы насиловать их веру, но извольте, господа, уважать и верования других.

Всякое серьёзное исследование характеризуется своей последовательностью. Стоит ли удивляться тому, что люди зачастую не получают никакого разумного ответа на вопросы, сами по себе серьёзные, но поставленные случайно и неуместно среди потока вопросов нелепых и несерьёзных? Бывают, впрочем, вопросы сложные и требующие для своего разъяснения предварительных и дополнительных вопросов. Всякий, кто желает изучить какую-либо науку, должен изучать её методично, с самого сначала и продолжать соединение и развитие её идей. Далеко ли продвинется в своём знании тот, кто обратится к учёному со случайным вопросом из области науки, азы которой ему неизвестны? И сможет ли, при при всём своём желании, учёный дать ему удовлетворительный ответ? Такой отдельно стоящий ответ будет, естественно, неполным и зачастую поэтому непонятным или вовсе покажется нелепым и противоречивым. То же самое происходит в наших отношениях с Духами. Если мы желаем обучаться в их школе, то мы должны пройти у них полный курс обучения; но, как и на земле, надо выбирать себе преподавателей и работать с настойчивостью.

Мы сказали, что Высшие Духи приходят лишь на собрания серьёзные, и в особенности на те, где царит совершенная гармония мыслей и чувств, устремлённых к добру. Легкомыслие и праздные вопросы отдаляют их, как среди людей они отдаляют людей рассудительных; и тогда место остаётся открытым для духов лживых и пустых, всегда подстерегающих случая посмеяться и позабавиться над нами. Чем становится на таком сборище серьёзный вопрос? На него ответят; но кто? Это всё равно, как если б посреди хмельного застолья вы принялись вопрошать: что такое душа? что такое смерть? и расспрашивать о прочих столь же развлекательных вещах. Если вы хотите получить серьёзные ответы, то будьте и сами серьёзны в полном значении этого слова и подчиняйтесь всем необходимым для этого условиям: лишь тогда вы добьётесь многого; кроме того, будьте трудолюбивы и настойчивы в своих исследованиях, не то Высшие Духи вас оставят, как это сделал бы любой учитель со своими нерадивыми учениками.


Движение предметов – установленный факт; вопрос в том, есть в этом движении проявление разумных сил или нет, и если есть, то каковы эти силы.

Мы не говорим о разумном движении некоторых предметов, ни о словесном общении, ни об общении, написанном самим медиумом; этот род проявлений, очевидный для тех, кто их видел и изучил, ни в коей мере, на первый взгляд, не является достаточно зависимым от воли, чтобы вызвать убеждённость новичка-наблюдателя. Поэтому мы будем говорить лишь о письме, получаемом с помощью какого-либо предмета, снабжённого прилаженным к нему карандашом, какими являются корзинка, дощечка и т.п. То, как пальцы медиума поставлены на стол, требует, как мы говорили, самой безупречной ловкости, чтобы участвовать тем или иным образом в написании букв. Но допустим ещё, что благодаря какой-то чудесной ловкости, ему удалось обмануть самый зоркий глаз, как же объяснить тогда характер ответов, когда они находятся вне всяких представлений и знаний медиума? И заметим, что речь идёт не об односложных ответах, но часто о многих страницах, написанных с самой удивительной быстротой, как самопроизвольно, так и на какую-то заданную тему; под рукой медиума, далёкого от литературы, рождаются порой стихи столь возвышенные и безупречные по своей правильности и чистоте, что их бы не осудили и лучшие поэты из числа людей; к странности этих фактов добавляется ещё то, что они происходят повсюду, и что медиумы множатся до бесконечности. Реальны эти факты или нет? На это мы можем ответить только одно: смотрите и наблюдайте; в возможностях недостатка у вас не будет; но имейте в виду, что наблюдения ваши должны быть регулярны, что они займут у вас очень и очень много времени и что проводить их следует при необходимых для этого условиях.

А что отвечают реальности антагонисты? Вы, говорят они, жертвы шарлатанства, либо введены в заблуждение иллюзией. На это мы, прежде всего, скажем, что слово «шарлатанство» неуместно там, где нет извлечения материальной выгоды; шарлатаны не занимаются своим ремеслом бесплатно. Значит, это могло бы быть какой-либо мистификацией. Но благодаря какому странному совпадению мистификаторы эти договорились с одного края света до другого, чтобы действовать одинаковым образом, производить одинаковые следствия и давать на одни и те же темы и на разных языках идентичные ответы, если и не по словам, то по крайней мере по смыслу? Как смогли предаться подобным проделкам люди степенные, серьёзные, уважаемые, образованные и с какою целью? Как можно было бы найти у детей необходимые терпенье и ловкость? Ибо если медиумы не являются пассивными орудиями, то им нужны ловкость и знания, не совместимые с возрастом и определённым общественным положением.

Тогда они прибавляют, что если здесь и нет мошенничества, то с обеих сторон можно быть жертвами иллюзии. На это мы скажем: в соответствии с логикой, качество свидетелей обладает определённым весом; поэтому здесь уместно спросить, не являются ли все сторонники спиритической Доктрины, которых сегодня насчитывается миллионы, невеждами? Явления, на которые она опирается, столь необычны, что сомнения нам понятны; но есть одна вещь, допустить которую решительно невозможно: это - притязание некоторых скептиков на монополию здравого смысла; они, не принимая во внимание элементарных приличий или нравственное достоинство своих противников, бесцеремонно считают глупцами или сумасшедшими всех тех, кто не придерживается их мнения. В глазах всякого здравомыслящего человека мнение людей просвещённых, долго наблюдавших, изучавших какую-либо вещь и размышлявших над ней, всегда будет если не доказательством, то, по крайней мере, склонностью в пользу этого мнения, поскольку только такая вещь смогла бы привлечь к себе внимание людей серьёзных, не имевших ни малейшего интереса в том, чтобы распространять заблуждение, и времени, чтобы тратить его на пустяки.


Среди возражений есть и кажущиеся более обоснованными, потому что выведены они из наблюдений и сделаны людьми серьёзными.

Одно из этих возражений выведено из речи некоторых духов, которая не кажется достойной той высоты, которую предполагают у существ сверхъестественных. Но если будет угодно ознакомиться с тем кратким изложением Доктрины, которая представлена в данной книге, то можно будет увидеть: сами Духи говорят нам о том, что они не равны ни в познаниях, ни в качествах нравственных, и что совсем не надо буквально понимать всё то, что они говорят. И различать хорошее и дурное - дело людей рассудительных. Несомненно, что те, кто из этого факта делают вывод, будто мы имеем дело с существами лишь злонамеренными, чьё единственное занятие состоит в том, чтобы нас мистифицировать, просто не знакомы с сообщениями, которые имеют место в собраниях, где проявляются лишь Высшие Духи. Обидно, что случай сослужил им такую дурную службу, показав только тёмную сторону спиритического мира, ибо нам очень не хотелось бы предположить, что некая склонность, основанная на симпатии и сходстве, привлекает к ним скорее дурных Духов, нежели хороших, Духов-лжецов или же тех, чья речь оскорбляет своею грубостью. Из этого можно было бы заключить, что прочность их принципов не так сильна, чтобы отвести зло, и что поскольку они находят удовольствие в удовлетворении своего любопытства по данному предмету, то дурные Духи пользуются этим, чтобы вкрасться к ним в доверие, тогда как добрые отдаляются.

Судить вопрос о Духах по этим фактам было бы столь же нелогично, как и судить о характере народа по тому, что говорится или делается на сборище ветреников или лихих людей, которые никогда не общаются ни с мудрецами, ни с людьми умными. Такие исследователи находятся в положении иноземца, который, въехав в великую столицу через самую грязную околицу, стал бы судить обо всех обитателях города по нравам и языку этого недостойного места. В мире Духов также есть хорошее и дурное общество; пусть только эти особы начнут изучать то, что происходит средь Духов высоких, - и они убедятся, что небесный город содержит в себе не только человеческие отбросы. Но, говорят они, разве приходят к нам высокие Духи? На это мы им ответим: «Не оставайтесь за околице; смотрите, наблюдайте, и вы сможете судить правильно»; здесь есть факты для всех; если только не для этих людей слова Иисуса: «У них есть глаза, но они ничего не видят; есть уши, но они ничего не слышат.»

Разновидность этого мнения состоит в том, чтобы видеть в спиритических общениях и во всех материальных фактах, которым они дают место, лишь вмешательство некой нечистой силы, нового Протея, который принимал бы всевозможные образы, чтобы легче ввести нас в обман. Мы не считаем такую разновидность заслуживающей серьёзного рассмотрения, и вот почему мы не остановимся на ней: она оказывается опровергнутой тем, что мы только что сказали; мы добавим только, что если бы это было так, то тогда пришлось бы согласиться, что дьявол порой мудр, рассудителен и очень нравственен, либо же с тем, что есть и хорошие дьяволы.

Как, в самом деле, поверить, чтобы лишь Духу зла Бог позволил проявляться на нашу погибель, не дав нам в противовес советы добрых Духов? Если же Он не может этому воспрепятствовать, то это бессилие; если Он может это и не делает, то это несовместимо с Его добротой; то и другое предположение было бы богохульством. Заметьте при этом, что допустить общение с дурными Духами - это уже означает признание принципа спиритических проявлений; но если проявления эти существуют, то они могут быть лишь с позволения Божьего; как поверить, не будучи при этом безбожником, что Он позволяет лишь зло, исключая добро? Такое учение противоречит самым
простым понятиям здравого смысла и религии.


Странно, говорят, что речь идёт лишь о Духах людей известных, и спрашивают себя, почему одни они проявляются. В такой постановке вопроса кроется ошибка, происходящая, как и множество других, из-за поверхностного наблюдения. Среди Духов, которые приходят самопроизвольно, для нас больше не известных, чем знаменитых, которые называют себя каким-либо именем, и зачастую именем аллегорическим или характерным. Что же касается тех, кого вызывают, если только это не родственник или друг, то ведь довольно естественно - обращаться к тем, кого знают, а не к тем, кого не знают; имена людей знаменитых более выделяются, вот поэтому их и больше примечают.

Ещё находят странным, что Духи людей выдающихся запросто приходят на наш вызов и порой занимаются вещами прямо-таки незначительными по сравнению с теми, которые они совершали при жизни. В этом нет ничего удивительного для тех, кто знает, что сила или уважение, которыми люди пользовались здесь, не дают им никакого преимущества в мире духовном; Духи приводят в этом отношении слова Евангелия: «Великие будут унижены, а малые возвысятся», что нужно понимать, как тот ранг, который каждый из нас займёт среди них; таким образом, тот, кто был первым на земле, может там оказаться одним из последних; тот, перед кем мы склоняли голову при его жизни, может явиться к нам как униженный виновник, ибо, оставив жизнь земную, он лишился и своего величия, и самый могущественный монарх может оказаться ниже последнего из своих слуг.


Факт, доказанный наблюдением и подтверждённый самими Духами: низшие Духи часто заимствуют имена известные и почитаемые. Поэтому кто может нам поручиться, что те, которые называют себя, скажем, Сократом, Юлием Цезарем, Карлом Великим, Фенелоном, Наполеоном, Вашингтоном и т. д., являются Духами, действительно оживлявшими этих личностей? Сомнение это существует и среди некоторых весьма рьяных сторонников спиритического Учения; они допускают вмешательство и проявление Духов, но задаются вопросом, можно ли иметь уверенность в достоверности личности этих Духов. Контроль, удостоверяющий личность проявившегося, действительно установить довольно трудно; но если он и не может быть осуществлён таким способом, как запись актов гражданского состояния, то его всё же можно произвести по некоторым признакам предположительно. Когда проявляется Дух человека, которого мы знали лично, будь то родственник или друг, в особенности же если он умер совсем недавно, то, как правило, речь его абсолютно совпадает с тем его характером, который мы за ним знали при его жизни; это уже признак достоверности; но сомнение становится почти непозволительным, когда этот Дух говорит о вещах интимного свойства, напоминает семейные обстоятельства, известные лишь его собеседнику. Сын, безусловно, не узнает речь своего отца и своей матери, а родители -- речь своего ребёнка. Иногда при подобных вызываниях происходят захватывающие вещи, способные убедить самого закоренелого скептика. Этот последний часто оказывается напуганным теми неожиданными откровениями, которые ему делаются.

Другое весьма характерное обстоятельство подтверждает достоверность. Мы говорили, что почерк медиума обычно меняется в зависимости от того, какой Дух проявляется, и что почерк этот в точности воспроизводится всякий раз, когда тот же самый дух приходит вновь; очень часто констатировали, что для лиц, умерших совсем недавно, почерк этот имеет разительное сходство с почерком данного человека при его жизни; подписи воспроизводились с абсолютной точностью. Мы, однако, далеки от того, чтобы представлять этот факт правилом, а тем более постоянным явлением, мы лишь упоминаем об этом как о вещи, заслуживающей внимания.

Только Духи, достигшие определённой степени очищения, свободны от всякого телесного влияния; но если они не полностью дематериализовались (выражение это употребляется ими), то они сохраняют большинство тех идей, склонностей и даже причуд, которые имели на земле; и это ещё одно средство опознавания; но особенно много примет находят в подробностях, обнаружить которые позволяет лишь внимательное и тщательное наблюдение. Можно видеть писателей, обсуждающих свои собственные произведения или учения, одобряющих или порицающих некоторые их части; другие Духи сообщают неизвестные или мало известные обстоятельства своей жизни или смерти, наконец, можно наблюдать такие вещи, которые являются, по крайней мере, моральными доказательствами идентичности, - единственными, на что можно ссылаться перед лицом абстракций. Значит, если идентичность вызванного духа может, до известной степени, быть установлена в одних случаях, то нет препятствий к тому, чтобы она не могла быть установлена и в других; и если для лиц, смерть которых случилась ранее, нет тех же самых средств контроля, то всё же всегда есть контроль над речью и характером, ибо, конечно же, Дух доброго человека не будет говорить так же, как Дух человека порочного или распутного. Что касается Духов, которые называют себя уважаемыми именами, то очень скоро они выдают себя своей речью и высказываниями; тот, кто, назвавшись, например, Фенелоном, стал бы, пусть даже случайно, говорить вещи вздорные и безнравственные, обличил бы тем самым свой подлог. Если же, напротив, мысли, выражаемые им, всегда чисты, не содержат противоречий и постоянно пребывают на высоте характера Фенелона, то нет поводов для сомнения в его достоверности; иначе пришлось бы предположить, что Дух, исповедующий добро, может сознательно употребить ложь, к тому же бесполезную. Опыт говорит нам, что Духи одного ранга, одного характера и одушевляемые одними и теми же чувствами, соединяются в группы и семьи; при этом количество Духов неисчислимо, и мы далеки от того, чтобы знать их всех; имена большинства из них нам не известны. Поэтому какой-либо Дух того же рода, что и Фенелон, может явиться вместо него, зачастую даже уполномоченный им самим; он представляется тогда под именем Фенелона, потому что подобен ему и может его заменить, а также потому, что нам нужно некое имя, чтобы закрепить наши мысли; но, в конце концов, какое значение имеет то, действительно ли некий Дух есть Дух Фенелона! Коль скоро говорит он лишь вещи хорошие и говорит их так, как это делал бы сам Фенелон, это -- хороший Дух; и имя, под которым он представляется, ничего не решает и нередко является лишь средством для достижения ясности. То же самое, естественно, не могло бы устроить в вызываниях интимных; но там, как мы сказали, подлинность может быть установлена в какой-то степени явными доказательствами. В общем же, несомненно, замещение Духов может породить множество недоразумений, и из него могут последовать ошибки и часто мистификации; в этом одна из трудностей практического спиритизма; но мы никогда не говорили, будто наука эта - вещь лёгкая, и тем более, что её можно изучить играючи, во всяком случае ничуть не более, чем какую-либо иную науку. Никогда не лишне напомнить, что она требует прилежного изучения, и часто очень долгого; если не удаётся получить факты, то следует подождать, чтобы они представились сами, и нередко они вызываются обстоятельствами, о которых меньше всего помышляют. Для наблюдателя внимательного и терпеливого факты более чем достаточно, потому что они открывают тысячи характерных оттенков, являющихся для него лучами света. То же самое и в обычных науках: тогда как человек поверхностный видит в цветке только изящную форму, учёный открывает в нём сокровища мысли.


Вышеизложенные замечания вынуждают нас сказать несколько слов и о другой трудности - о расхождениях, существующих в словах Духов. Поскольку Духи различаются с точки зрения знаний и нравственности, то очевидно, что один и тот же вопрос может быть решён ими в противоположном смысле, согласно занимаемому ими рангу, точно так же, как если бы среди людей он был задан поочерёдно учёному, невежде и дурному шутнику. Самое главное, как мы уже сказали, - это знать, к кому обращаешься. Но, скажут нам, как происходит то, что Духи, признанные высшими, не всегда согласны между собой? Мы, прежде всего, скажем, что независимо от причины, которую мы только что отметили, есть ещё и другие, которые могут оказывать определённое влияние на характер ответов, независимо от качества Духов; это главный пункт, изучение которого даст объяснение; вот почему мы говорим, что исследования эти требуют постоянного внимания, глубокого наблюдения и, в особенности, - как и для всех человеческих наук, - последовательности и постоянства. Годы нужны, чтобы подготовить обычного врача, и три четверти жизни, чтобы сделать учёного; знание же Бесконечности люди хотели бы приобрести за несколько часов! Не надо обманываться на сей счёт: изучение Спиритизма необъятно; оно затрагивает все вопросы метафизики и общественного устройства; это целый мир, раскрывающийся пред нами; и стоит ли удивляться тому, что нужно время, и много времени, чтобы обрести это знание?

Противоречие, однако, не всегда столь реально, как это может показаться. Разве не видим мы ежедневно, как люди, занимающиеся одной и той же наукой, меняют определения, которые они дают тому или иному предмету, то употребляя иные термины, то рассматривая его с иной точки зрения, хотя основополагающая идея остаётся всегда той же самой? Пусть сосчитают, если только смогут, число определений, которые были даны грамматике! Добавим ещё, что форма ответа часто зависит от формы вопроса. Было бы наивно искать противоречие там, где чаще всего присутствует лишь разница в словах. Высшие Духи ни в коей степени не придают значения форме;
для них главное -- это суть мысли.

Возьмём для примера определение души. Поскольку слово это не имеет постоянного значения, то, значит, Духи могут, подобно нам, расходиться в даваемом ему определении; один может сказать, что душа -- это жизненное начало, другой назовёт её духовной искрой, третий скажет, что она внутренняя, четвёртый - что внешняя, и т.п., и каждый будет прав со своей точки зрения. Можно даже подумать, будто некоторые из них исповедуют взгляды материалистические, тем не менее, это совсем не так. То же самое и со словом «Бог»; это -- Начало всего, Создатель Вселенной, Верховный Разум, Бесконечность, Великий Дух и т.д, и т.п., и в конечном счёте всё это - Бог. Или возьмём, наконец, классификацию Духов. Они составляют непрерывную вереницу, от самой низшей ступени до самой высшей; значит, классификация произвольна, один сможет выделить в ней три класса, другой пять, десять или двадцать, по своему усмотрению, не впадая при этом в заблуждение; все науки человеческие дают нам в этом пример; у каждого учёного своя система; системы меняются, но наука остаётся неизменной. Пусть ботанику изучают по системе Линнея, Жюссье или Турнефора, знать всё равно будут ботанику. Прекратим же придавать вещам чисто условным больше значения, чем они того заслуживают, и сосредоточимся на том, что одно только и серьёзно, и тогда размышление нередко заставит открыть в вещах, представляющихся нам самыми бессвязными, некое сходство, ускользнувшее при первом рассмотрении.


Мы оставили бы без внимания возражение некоторых скептиков по поводу орфографических ошибок, совершённых некоторыми Духами, если бы только оно не вело к существенному замечанию. Орфография их, надо признать, не всегда безупречна; но нужно быть слишком близоруким для того, чтобы видеть в этом причины для наведения серьёзной критики, говоря, что поскольку Духи знают всё, то они должны знать также и орфографию. Мы могли бы противопоставить им многие погрешности такого рода, совершённые учёными Земли, что отнюдь не умаляет их достоинства; но в этом факте -- более серьёзный вопрос. Для Духов, и в особенности для Высших Духов, идея -- всё, форма -- ничто. Освобождённая от материи их речь между собой стремительна, как мысль, так как это и есть сама мысль, передаваемая без какого-либо посредника; поэтому они должны чувствовать себя неловко, когда им приходится, обращаясь с нами, пользоваться длинными и неудобными формами человеческого языка, и в особенности из-за недостаточности и несовершенства этого языка, неспособного выразить все их идеи; именно это они и говорят сами; любопытно также видеть те средства, которые они часто употребляют, чтобы смягчить это неудобство. То же самое было бы и с нами, если бы нам приходилось изъясняться на языке, более длинном и растянутом в словах и оборотах своих и более бедном в выражениях, нежели тот, которым пользуемся мы сами. Это -- затруднение, которое испытывает гений, негодующий на медлительность своего пера, никогда не поспевающего за его мыслью. Поэтому можно понять то, что духи придают мало значения орфографическим безделицам, в особенности же, когда речь идёт о каком-либо наставлении, важном и серьёзном; впрочем, разве не удивительно уже то, что они с равной лёгкостью изъясняются на всех языках и понимают их все? Из этого, однако, не следует заключать, будто условная правильность речи и письма была бы им неизвестна, они соблюдают её, когда это необходимо; так, например, стихи, продиктованные ими, могут выдержать критику самого педантичного пуриста, и это - при полном невежестве и неосведомлённости медиума!


И потом, существуют люди, усматривающие опасность повсюду и особенно во всём том, чего они не знают; так, они не упускают случая сделать неблагоприятный вывод из того, что некоторые лица, предавшись этим исследованиям, лишились рассудка. Как здравомыслящие люди могут видеть в этом факте какое-либо серьёзное возражение? Разве не точно так же действуют на слабый мозг и любые другие интеллектуальные занятия? Да знают ли они, сколько безумцев и маньяков было произведено математическими, медицинскими, музыкальными, философскими и прочими исследованиями? Но что это доказывает? Разве следует из-за этого отказываться от этих исследований? Физической работой люди калечат себе руки и ноги, являющиеся, по сути, орудиями материального действия; интеллектуальными работами люди калечат себе мозг -- орудие мысли. Но если и сломано орудие, то с самим Духом всё иначе -- он неприкосновенен; и когда он освобождается от материи, то с тем же успехом наслаждается полнотой своих способностей. В своём роде, как человек, он является мучеником труда.

Любой вид чрезмерной умственной деятельности может повлечь за собой сумасшествие: науки, искусства, сама религия имеют свою долю в поставке людей в дома умалишённых. Первопричина сумасшествия -- органическая предрасположенность мозга, которая делает его более или менее доступным некоторым впечатлениям, и со временем может проявиться в форме мании, которая тогда становится навязчивой идеей. Навязчивая идея может быть идеей о Духах у того, кто занимается этим, как может она быть и идеей о Боге, об ангелах, о дьяволе, о богатстве, о власти, о каком-либо искусстве или науке, о материнстве, о какой-либо логической или общественной системе. При этом возможно, что тот, кто сошёл с ума на почве религии, станет сумасшедшим на почве Спиритизма, если Спиритизм стал его основным интересом, как и тот, кто свихнулся на Спиритизме, мог бы свихнуться и на чём-либо другом, в зависимости от обстоятельств.

Поэтому мы говорим, что Спиритизм не имеет никакого преимущества в этом отношении; но мы идём дальше: мы говорим, что Спиритизм, надлежащим образом понятый, является надёжной защитой от безумия. Среди наиболее частых причин мозгового перевозбуждения следует считать разочарования, несчастья, расстроенные чувства, которые в то же время являются самыми частыми причинами самоубийств. Истинный же спирит смотрит на земные вещи с точки зрения высоко расположенной; они, эти вещи, представляются ему такими малыми, такими жалкими рядом с ожидающим его будущим; жизнь для него так коротка, так мимолётна, что беды, страдания и муки являются в его глазах лишь мелкими дорожными неприятностями. То, что у другого вызвало бы взрыв чувств, его затрагивает лишь самым незначительным образом; он знает, однако, что жизненные огорчения являются испытаниями, которые служат его же продвижению, если он выносит их без ропота, потому что по храбрости, с которою он их перенёс, будет и воздаяние. Потому его убеждения дают ему такое смирение, которое оберегает его от отчаяния, а следовательно, от постоянной причины сумасшествия и самоубийства. Он знает, помимо того, через описание, даваемое ему общением с Духами, участь тех, кто добровольно укорачивают свои дни, и картина эта достаточно хорошо нарисована, чтобы дать ему пищу для размышлений. Также велико число тех, кто были остановлены на этом пагубном склоне, и это один из плодов Спиритизма. Пусть скептики смеются над этим, мы же желаем им тех утешений, которые Спиритизм дарит всем, кто дал себе труд промерить его глубины.

К числу причин безумия следует отнести и страх. Страх перед дьяволом повредил многие головы. Кто знает, сколько жертв было вызвано воздействием на впечатлительные умы этой отвратительной картины, которую стремились сделать ещё более устрашающей безобразными подробностями. Дьявол, говорят, пугает лишь малых детей; это узда, делающая их послушными; того же успеха достигают выдумки об оборотнях и вампирах; но если дети перестают их бояться, то становятся хуже, чем со страхом; и ради этого прекрасного результата не принимают в расчёт количество эпилепсий, вызванных потрясением чуткого и впечатлительного разума. Религия была бы очень слаба, если бы из-за отсутствия страха сила её могла быть сокрушена; по счастью, это не так; у неё есть иные средства воздействия на души; и именно Спиритизм поставляет ей средства самые действенные и серьёзные, лишь бы только она сумела употребить их с толком; он показывает реальную природу вещей и тем самым нейтрализует пагубные последствия чрезмерного страха.


Нам остаётся рассмотреть лишь два возражения, которые действительно достойны этого названия, поскольку они основаны на разумных теориях. И то, и другое допускает реальность всех материальных и моральных феноменов, но исключает вмешательство Духов.

Согласно первой из этих теорий, все проявления, приписываемые Духам -- не что иное, как действие магнетическое. Медиумы, якобы, находятся в том состоянии, которое можно назвать пробуждённым сомнамбулизмом, - феномен, свидетелем которого мог быть всякий, кто изучал магнетизм. В этом состоянии интеллектуальные способности приобретают аномальное проявление; круг интуитивных восприятий расширяется за пределы нашего обычного понимания. В это время медиум, якобы, черпает в себе самом в силу своего ясновидения всё то, что он говорит, и все понятия,передаваемые им, включая вещи, наиболее чуждые ему в обычном его состоянии.

Не нам оспаривать силу сомнамбулизма, чудеса которого мы видели, и все фазы которого мы изучали более тридцати пяти лет; мы согласны с тем, что часть спиритических проявлений действительно может быть объяснена именно таким образом; но вместе с тем, тщательное и внимательное наблюдение раскрывает множество фактов, где вмешательство медиума в какой-либо иной форме, кроме пассивного инструмента, материально невозможно. Тем, кто разделяет это мнение, мы скажем, как и прочим: «Смотрите и наблюдайте, ибо, определённо, вы не видели всего.» Затем мы противопоставим им два соображения, взятых из их собственного учения. Откуда пришла спиритическая теория? Разве это некая система, придуманная несколькими людьми для объяснения фактов? Ни в коей мере. Кто же её открыл? Именно те самые медиумы, ясновидение которых вы превозносите. Значит, если ясновидение это таково, каким вы его представляете, то почему они в таком случае приписали Духам то, что черпали в себе самих? Как дали бы они нам свои сведения, столь точные, столь логичные, столь возвышенные, о природе этих нечеловеческих разумов? Одно из двух: или они ясновидящи, или же нет; если они ясновидящи, и мы доверяем их правдивости, то нельзя без противоречия допустить, чтобы они не были правы. Затем, если бы все явления имели своим источником одного медиума, они были бы идентичны у одного и того же индивидуума, и никто не увидел бы одного и того же медиума говорящим самыми разнородными языками или выражающим поочерёдно самые противоречивые вещи. Такой недостаток единства в проявлениях, полученных медиумом, доказывает различие источников; если нельзя найти эти последние в медиуме, то нужно искать их вне медиума.

Согласно другому мнению, медиум есть настоящий источник проявлений, но вместо того, чтобы черпать их в себе самом, как это утверждают сторонники сомнамбулической теории, он черпает их в окружающей среде. Медиум, таким образом, является своего рода зеркалом, отражающим все идеи, все мысли и все знания окружающих его лиц; он не сказал бы ничего, что не было бы известно, по крайней мере, нескольким из них. Невозможно было бы отрицать, и это является одним из принципов Учения, то влияние, какое оказывают присутствующие на характер проявлений; но влияние это совсем не таково, каким его считают, и оно далеко от того, чтобы медиум сделался эхом мыслей присутствующих, ибо тысячи фактов утверждают совершенно обратное. Значит, это серьёзная ошибка, лишний раз доказывающая опасность скороспелых выводов. Эти лица, не будучи в состоянии отрицать существование явления, которого не может признать обывательская наука, и не желая в то же время допускать присутствие Духов, объясняют само явление на свой лад. Их теория могла бы показаться правдоподобной, будь она в состоянии объяснить все факты, чего, однако, не происходит. Когда же им с очевидностью доказывают, что некоторые сообщения медиума совершенно чужды мыслям, знаниям, даже мнениям всех присутствующих, что эти сообщения часто самопроизвольны и противоречат всем предвзятым идеям, то сторонников этого взгляда не останавливают такие пустяки. Излучение, говорят они, распространяется за пределы непосредственного круга собравшихся; медиум -- это отражение всего человечества, и если он не черпает вдохновения рядом с собой, то идёт искать их в другом месте: в городе, по стране, на всём земном шаре и на других планетах.

Я не думаю, чтобы эта теория дала более простое и вероятное объяснение, чем то, которое дано Спиритизмом, ибо такое объяснение предлагает некую причину, совсем поиному чудесную. Идея о существах, населяющих пространство, которые, будучи в постоянном соприкосновении с нами, сообщают нам свои мысли, не имеет в себе ничего, что могло бы покоробить разум больше, чем предположение об этом вселенском излучении, исходящем изо всех точек мироздания, дабы сосредоточиться в голове одного индивида.

Ещё раз, и это капитальный пункт, на котором мы бы не стали настаивать -- теория сомнамбулическая и та, которую можно назвать рефлективной, были придуманы несколькими людьми; это индивидуальные мнения, созданные для объяснения одного факта, тогда как Учение Духов ни в коей мере не является человеческой концепцией; оно было продиктовано теми самыми умами, которые проявились в ту пору, когда никто и не помышлял о чём-либо подобном, когда само общее мнение отвергало всё, что с этим связано; и вот мы спрашиваем, где бы медиумы могли почерпнуть Учение, которое ни у кого на земле не существовало в мыслях; мы спрашиваем, кроме того, благодаря какому странному совпадению тысячи медиумов, рассеянных по всему земному шару, никогда друг друга не видевших, согласуются друг с другом, чтобы говорить одно и то же? Если первый медиум, появившийся во Франции, подвержен влиянию мнений, распространённых в Америке, то по какой странности мог он одолжить свои идеи в 2000 лье за морем, у народа, чуждого по нраву и языку, вместо того, чтобы взять их поблизости от себя?! Но есть и другое обстоятельство, над которым недостаточно думали. Первые проявления, как во Франции, так и в Америке, имели место не в виде письма или слов, а стуками, которые согласовывались с буквами алфавита и образовывали, тем самым, слова и фразы. Именно таким образом открывшиеся разумные силы заявили, что они являются Духами. Значит, если можно было предположить вмешательство мысли медиумов в словесные или письменные сообщения, то этого нельзя сделать со стуками, значение которых не могло быть известно заранее.

Мы могли бы привести большое число фактов, доказывающих в проявляющейся разумной силе очевидную индивидуальность и её полнейшую независимость от воли присутствующих. Мы отправляем инакомыслящих к более внимательному наблюдению, и если только они действительно пожелают изучить предмет без предубеждения и не делать выводов, прежде чем увидят всё, то они признают бессилие своей теории дать объяснение всему. Мы ограничимся постановкой следующих вопросов. Почему проявляющаяся разумная сила, какова бы она ни была, отказывается отвечать на некоторые вопросы по хорошо известным предметам, как, например, имя и возраст спрашивающего, о том, что у него в руке, что он делал накануне, что намерен делать завтра и т. д.? Если б медиум действительно был зеркалом мысли присутствующих, то ему не было бы ничего легче, как ответить на такого рода вопросы.

Противники наши пытаются отвергнуть этот довод, в свою очередь, спрашивая, почему Духи, которые должны знать всё, не могут рассказать о вещах столь простых, согласно аксиоме: Кто способен на большее, способен и на меньшее; из чего они заключают, что это не Духи.

Если бы какой-то невежда или скверный шутник, представ пред учёной ассамблеей, спросил бы, например, почему средь бела дня светло, то неужели вы полагаете, будто ассамблея эта стала бы утруждать себя серьёзным ответом, и логично ли было бы из её молчания или смеха, каким был бы одарен вопрошающий, заключить, что члены её сплошь ослы? Именно потому, что Духи являются Высшими, они не отвечают на вопросы праздные или нелепые и не желают попадать на допросы; вот почему они молчат или предлагают заняться вещами более серьёзными.

Мы, наконец, спросим, почему Духи зачастую приходят и уходят в некое определённое мгновение и почему, когда мгновение это прошло, никакие молитвы или мольбы не могут вернуть их? Если бы медиум действовал лишь по умственному побуждению присутствующих, то очевидно, что в этом обстоятельстве содействие соединённой воли всех должно было бы стимулировать его ясновидение. Если же он не уступает желанию собравшихся, подтверждённому его собственной волей, то это значит, что он подчиняется какомуто чуждому ему самому и окружающим влиянию, и что влияние это наглядно показывает тем самым свою независимость и индивидуальность.


Скептицизм, касающийся Спиритической Доктрины, если он не является результатом заинтересованного системного противодействия, почти всегда имеет своим источником неполное знание фактов, что не мешает некоторым людям смело отрицать, как если бы они знали его в совершенстве. Можно иметь много ума, даже образованности и не иметь вовсе здравого суждения; и первым признаком его отсутствия является именно вера в непогрешимость собственного суждения. Многие лица также видят в спиритических проявлениях лишь предмет праздного любопытства; мы надеемся, что, прочитав данную книгу, они найдут в этих феноменах нечто большее, чем просто средство препровождения времени.

Спиритическая наука включает в себя две части: одна -- экспериментальная о проявлениях в общем, другая -- философская о проявлениях разумных. Кто наблюдает лишь первую, находится в положении человека, знакомого с физикой только по развлекательным опытам, не проникая в глубь самой науки. Настоящий Спиритизм есть учение, данное Духами, и знания, которые это Учение налагает, слишком серьёзны, чтобы быть обретёнными как-либо иначе, как не путём серьёзного и непрерывного обучения, проводимого в тишине и сосредоточенности; ибо только при одном этом условии можно наблюдать бесконечное число фактов и оттенков, ускользающих от поверхностного наблюдателя и позволяющих обосновать какое-либо мнение. Если бы книга эта имела своим результатом лишь показ серьёзной стороны вопроса и содействие проведению исследований в данном направлении, то этого было бы уже востаточно, и мы бы радовались тому, что были избраны свершить столь великое дело, в котором мы, впрочем, не притязаем ни на какие личные заслуги, поскольку принципы, которые она включает в себя, созданы не нами; заслуга в этом целиком ложится на Духов, продиктовавших их. Но мы надеемся, что она будет иметь и иной результат, а именно: поведёт за собой людей, желающих просвещения, показывая им в этих исследованиях цель великую и возвышенную: индивидуальный и общественный прогресс, и укажет им, по какому пути следует идти для достижения этой цели.

И последнее замечание. Астрономы, измеряя пространства, обнаружили в распределении небесных тел неоправданные пропуски, находящиеся в противоречии с законом целого; они предположили, что эти пропуски должны быть заполнены планетами, ускользнувшими от их взглядов; с другой стороны, они наблюдали некоторые явления, причина которых им была неизвестна, и они сказали себе: «Там должна быть планета, так как подобный пропуск не может существовать, а эти следствия должны иметь какую-то причину.» И судя о причине по следствию, они смогли вычислить её характеристики, а позднее факты подтвердили их предположения.

Применим это рассуждение к иному роду идей. Если наблюдать классы живых существ, то можно установить, что они составляют непрерывную цепочку от грубой материи до самого умного человека. Но между человеком и Богом, который есть Альфа и Омега всего, какая огромная пропасть! Разумно ли полагать, что на человеке прерываются звенья этой цепи? Что он без переходного звена преодолеет расстояние, отделяющее его от бесконечности? Разум говорит нам, что между человеком и Богом должны быть и другие звенья, как он подсказал астрономам, что между известными планетами должны быть планеты неизвестные. Какая философия заполняет этот пропуск? Спиритизм показывает нам этот пропуск заполненным существами всех рангов невидимого мира, и существа эти -- не что иное, как Духи людей, достигшие определённых ступеней, ведущих к совершенству, и тогда всё соединяется, всё связывается, от Альфы до Омеги. Потому вы, отрицающие существование Духов, наполните пустоту, которую они занимают; и вы, смеющиеся над этим, посмейте только посмеяться над делами Божьими и над Его всемогуществом!