Теоретический очерк об ощущениях у Духов.
257. Тело – это инструмент боли; если это и не первопричина, то, по меньшей мере, прямая причина. Душа обладает восприятием этой боли; это восприятие - следствие этой первопричины. Воспоминание о перенесённой боли, которое она сохраняет, может быть очень мучительно, но не может иметь физического действия. Воистину ни холод, ни жара не могут разладить элементы, составляющие душу; душа не может ни замёрзнуть, ни сгореть. Но разве не наблюдаем мы повседневно, как воспоминание или боязнь физической боли производят те же следствия, что и сама действительность? И даже вызывают смерть? Общеизвестно, что те, у кого ампутирована какаялибо часть тела, ощущают боль в том самом органе, которого больше нет. Конечно, не этот орган является источником или даже отправной точкой болевого ощущения; просто мозг сохранил в себе это впечатление. Поэтому можно предположить, что есть нечто аналогичное в страданиях Духа после смерти. Более глубокое изучение перисприта, играющего важную роль во всех спиритических феноменах, в парообразных или осязаемых проявлениях, состояние Духа в миг смерти, настойчивая его мысль о том, что он всё ещё жив, впечатляющая картина мучений, которые претерпевают самоубийцы, казнённые и люди, бывшие при жизни слишком глубоко погружёнными в материальные наслаждения, - всё это, а также и великое множество иных фактов пролило свет на вопрос об ощущениях и восприятиях у Духов и дало объяснения, которые мы вкратце сейчас и изложим.
Перисприт является связующим звеном между Духом и материей тела. Он берётся в окружающей среде, во Вселенском флюиде; перисприт одновременно имеет в себе нечто и от электричества, и от магнетического флюида, и, в определённой степени, от грубой материи. Можно было бы сказать, что это квинтэссенция материи, что это начало органической жизни, но не начало жизни интеллектуальной: интеллектуальная жизнь заключается в самом Духе. Помимо того, перисприт также является проводником внешних ощущений. В теле эти ощущения локализуются в органах, служащих каналами для них. Когда тело разрушается, ощущения делаются общими. Вот почему Дух не говорит, что у него голова, к примеру, болит сильнее, чем ноги. Во всяком случае, не следует путать ощущения перисприта, ставшего самостоятельным, с ощущениями тела: эти последние можно взять лишь в качестве сравнения, но не аналогии.
Освободившись от тела, Дух может страдать, но страдание это не будет похоже на страдание тела; но это страдание не будет исключительно моральным, как, например, угрызения совести, потому что он жалуется также на холод и на жару; он уже не страдает ни от лета, ни от зимы: мы видели, как Духи проходят сквозь пламя, не имея никаких болевых ощущений; значит, температура воздуха не производит на них никакого впечатления. Поэтому боль, которую они ощущают, не является собственно физической болью: это какое-то смутное внутреннее ощущение, которое и сам Дух не всегда вполне осознаёт, в частности потому, что боль эта не локализована и не вызвана внешними причинами; это скорее какое-то воспоминание, чем реальность, но воспоминание вполне мучительное. Иногда, однако, как мы увидим, это может быть более чем воспоминание.
Опыт учит нас, что в миг смерти перисприт более или менее медленно высвобождается из тела; в первое мгновение Дух не может объяснить своего состояния; он не верит в то, что он мёртв; он чувствует, что он жив; он видит своё тело со стороны; он знает, что это его тело, но не понимает, что отделён от него. Это состояние длится столько времени, сколько ещё сохраняется связь между телом и периспритом. Один самоубийца говорил нам: Нет, я не умер, - и добавлял: и всё-таки я ощущаю, как меня гложут черви. Но конечно же, черви не гложут перисприт, и ещё менее - сам Дух; они могут глодать лишь физическое тело. Но так как разделение тела и перисприта не было полным, то из-за этого происходил как бы моральный отголосок, сообщавший Духу о том, что происходит в теле. «Отголосок», конечно же, не подходящее слово, оно может навести на мысль о следствиях слишком материальных; это, скорее, сам вид того, что происходило в его теле, с которым его всё ещё связывал перисприт, производил в нём такую иллюзию, которую он принимал за действительность. Таким образом, это не было воспоминанием, поскольку при жизни черви глодать его не могли: это было ощущение настоящего мгновения. На данном примере видно, какие выводы можно вывести из фактов, если наблюдать их внимательно. При жизни тело получает ощущения извне и передаёт их Духу через перисприт, составляющий, вероятно, то, что называют нервным флюидом. И тело, будучи мертво, ничего не ощущает, потому что в нём более нет ни Духа, ни перисприта. Перисприт, освобождённый от тела, испытывает ощущения; но так как они более не приходят к нему через определённый канал того или иного чувства, то ощущение это является для него общим. И поскольку в действительности он лишь передатчик ощущения, так как именно Дух обладает сознанием, то из этого следует, что если бы перисприт мог существовать без Духа, он ощущал бы ничуть не более, чем тело, когда оно мертво; точно так же, если бы Дух совсем не имел перисприта, он был бы совершенно недоступен каким-либо мучительным ощущениям; именно это и имеет место у окончательно очистившихся Духов. Мы знаем, что чем больше они очищаются, тем более эфирной становится субстанция перисприта; из этого следует, что материальное влияние уменьшается по мере того, как Дух прогрессирует, т.е. сам перисприт делается менее грубым.
Но, скажут нам, приятные ощущения также передаются через перисприт, как и неприятные; значит, если чистый Дух недоступен одним ощущениям, то он должен также быть недоступен и другим. Да, несомненно, это касается тех ощущений, которые происходят от известного нам влияния материи; звук наших музыкальных инструментов, аромат наших цветов не производят на Духа никакого впечатления, и всё же у него есть свои сокровенные ощущения, очарование которых невыразимо и о которых мы не можем составить себе ни малейшего понятия, потому что мы находимся в том же положении, в каком находятся слепые от рождения в отношении к свету. Мы знаем только, что это есть; но вот каким образом? - здесь знание для нас останавливается. Мы знаем, что есть способность восприятия: ощущение, зрение, слух; что эти качества являются неотъемлемым свойством всего духовного существа, а не одной из частей его организма, как у физического человека; но ещё раз - посредством чего? Этого мы и не знаем. Сами Духи не могут дать нам в этом отчёта, так как язык наш не создан для того, чтобы выражать идеи, которых у нас нет, так же точно, как в языках дикарей нет слов для выражения понятий наших искусств, наук и философских доктрин.
Говоря, что Духи недоступны впечатлениям нашей материи, мы имеем в виду Духов очень высокого ранга, чья эфирная оболочка не имеет себе аналога здесь. Не так обстоит дело с теми, перисприт которых более плотен; они воспринимают наши звуки и запахи, но только не какой-то определённой частью своего существа, как при физической жизни. Можно сказать, что молекулярные колебания ощущаются всем их существом и так достигают до их всеобщего ощущения, что является самим Духом, хоть и другим способом, что совершает изменения в их восприятии. Они слышат звук нашего голоса, однако, понимают нас и без слов, просто через передачу мысли; и более всего подтверждает то, что мы говорим, то проникновение, которое тем легче, чем дух более разматериализован. Что касается зрения, то оно не зависит от нашего света. Способность видеть -- это главное свойство души: для неё темноты не существует; и зрение более объёмно, более проникновенно у тех, кто более очищен. Значит, душа, или Дух, имеет в себе способность всех восприятий; в телесной жизни восприятия приглушены и искажены грубостью наших органов; во внетелесной жизни они всё более проясняются по мере очищения полуматериальной оболочки.
Эта оболочка, взятая из окружающей среды, меняется в зависимости от природы миров. Переходя из одного мира в другой, Духи меняют оболочку, как мы меняем платье, переходя от зимы к лету или переезжая с полюса к экватору. Самые возвышенные Духи, когда посещают нас, облачаются в земной перисприт, и тогда их восприятие производится так же, как и у наших обычных Духов; но все они, как низшие, так и высшие, слышат и видят лишь то, что они хотят слышать и видеть. Не имея органов чувств, они по своему желанию могут сделать свои восприятия обострённо острыми или вовсе отключить их. Есть лишь одна вещь, которую они вынуждены слышать, - это советы добрых Духов. Их зрение всегда активно, но они могут делать себя невидимыми друг для друга. В зависимости от высоты своего ранга они могут скрываться от тех, кто ниже их, но не от тех, которые их выше. В первые мгновения, следующие за смертью, Дух всегда видит смутно и неясно; зрение проясняется по мере того, как он высвобождается и может обрести ту же ясность, что и при жизни, не говоря уже о способности видеть сквозь тела, непрозрачные для нас. Что касается протяжённости зрения в безграничном пространстве, в будущем и прошедшем, то эта протяжённость зависит от степени чистоты и возвышения Духа.
Вся эта теория, скажут нам, не очень-то утешительна. Мы-то думали, что, раз освободившись от нашей грубой оболочки, инструмента наших страданий, мы больше не будем страдать, а вы учите тому, что мы будем страдать ещё; будет ли это тем образом или иным, страдание всё равно остаётся страданием. Увы! да, мы можем страдать и впредь; и много, и долго, но мы можем также и не страдать больше, с того самого мгновения, как мы оставляем эту физическую жизнь.
Некоторые страдания здесь иногда от нас и не зависят, то зато многие другие являются следствием нашей воли. Достаточно вернуться к их источнику, и будет видно, что наибольшее число их -- это следствие причин, которых мы могли бы избежать. Сколькими страданиями, увечьями и болезнями человек обязан только своей неумеренности, своему честолюбию, словом, своим страстям? Человек, который всегда бы жил умеренно, ничем не злоупотреблял, который всегда был бы прост во вкусах своих, скромен в своих желаниях, уберёг бы себя от многих волнений. Так же обстоит дело и с Духом; страдания, которые он претерпевает, всегда являются следствием того образа жизни, который он вёл на земле; конечно же, он не будет больше страдать от подагры и ревматизма, но у него будут другие страдания, ничуть не лучше этих. Мы с вами видели, что страдания эти - результат связей, ещё существующих между Духом и материей; что чем более он освобождён от влияния материи, иначе говоря, чем более он разматериализовался, тем менее он испытывает мучительных ощущений; между тем, только от него одного зависит освободиться от этого влияния прямо здесь, сейчас, в нынешней своей жизни; у него есть свобода воли и, следовательно, выбор между тем, делать ему ту или иную вещь или же нет. Пусть он укротит свои животные страсти, пусть не будет у него ни ненависти, ни зависти, ни ревности, ни гордыни; пусть не будет он порабощён эгоизмом; пусть очистит свою душу светлыми чувствами; пусть он творит добро; пусть вещам и делам этого мира он придаёт только то значение, которого они заслуживают, и тогда, даже в своей земной оболочке, он будет уже очищен, он уже будет освобождён от материи, и когда он станет покидать эту оболочку, не будет более испытывать на себе её влияния. Физические страдания, которые он претерпел, не оставят ему никакого мучительного воспоминания; ему не останется о них никакого неприятного ощущения, потому что всё это затрагивало лишь его тело, но не Дух. Он счастлив, что свободен от этих страданий, а спокойствие совести освобождает его от какого-либо морального страдания. Мы спрашивали об этом тысячи Духов, принадлежащих ко всем слоям общества, занимающих самые различные социальные положения; мы изучали их во все периоды их спиритической жизни, начиная от того мига, как они покидали своё тело; мы шаг за шагом следовали за ними в их загробной жизни, чтобы увидеть, какие изменения происходят в них, в их мыслях, в их ощущениях, и в этом отношении люди самые заурядные отнюдь не были теми, кто был для нас наименее ценным предметом исследования. И мы всегда могли видеть, что страдания находятся в самой прямой связи с их прижизненным поведением, последствия которого они претерпевают, и что эта новая жизнь становится источником невыразимого блаженства для тех, кто шёл по пути добра. Из чего следует, что те, кто страдает, сами виноваты в этом, и что пенять они должны только на самих себя, как в мире ином, так и в мире этом.
