Шимель Шлизголь.
Это был бедный еврей из Вильно, умерший в мае 1865 года. В продолжение тридцати лет он просил милостыню. Все в городе знали его крик: «Помните бедных, вдов и сирот!». За всё это время Шлизголь собрал 90.000 рублей. Но себе он не оставил ни одной копейки. Он ухаживал за больными, платил за обучение бедных детей и раздавал всё съестное, что получал, неимущим беднякам. Вечерами он готовил нюхательный табак, от продажи которого он сам жил. Всё, что у него оставалось, он отдавал бедным; сам он был одинок. В день его погребения большая часть населения города следовала за его гробом, и лавки были закрыты.
(Парижское Спиритическое Общество, 15 июня 1865 года.)
Вызывание. - Очень счастлив, что наконец добился исполнения своих желаний, которые обошлись мне очень дорого, но я здесь, среди вас, с самого начала вечера. Я очень благодарен вам, что вы интересуетесь Духом бедного нищего, который с радостью постарается ответить на ваши вопросы.
В.: Из письма из Вильно мы узнали о замечательных особенностях Вашего существования. Симпатия к Вам внушила нам желание побеседовать с Вами. Мы благодарим Вас за то, что пришли на наш вызов, и поскольку Вы готовы отвечать на наши вопросы, мы были бы счастливы, для нашего поучения, знать, каково Ваше положение в мире Духов, и какая причина определила род Вашего последнего существования.
О.: Прежде всего позвольте моему Духу, понимающему своё действительное положение, высказать вам своё мнение насчёт той вашей мысли, которая касается меня; я прошу ваших советов, если мнение моё ошибочно.
Вы находите странным, что публичное выражение симпатии приняло такие размеры, чтобы воздать честь такому ничтожному человеку, сумевшему своим милосердием привлечь к себе общее расположение. Я говорю это не для Вас, дорогой учитель, не для Вас, милый медиум, и не для всех истинных спиритов, а для тех, кто относится равнодушно к религии. В том нет ничего удивительного. Сила морального давления, которое производит на человечество истинная благотворительность, так велика, что как бы материальны ни были люди, они невольно преклоняются перед добром, невзирая на видимое своё расположение ко злу.
Теперь перейдём к вашим вопросам. Они, я знаю, вызваны не любопытством, но имеют в виду общее наставление. Я постараюсь, как можно короче, объяснить вам причину, которая руководила мной при выборе моего последнего существования.
Несколько веков тому назад я был королём или, по крайней мере, принцем. В моих владениях, маленьких по сравнению с теперешними государствами, я был самовластным владыкой над судьбой моих подданных. Я поступал как тиран или, лучше сказать, как палач. Характер у меня был надменный, я был жесток, скуп и сладострастен, вы можете себе представить, какова была участь несчастных, которые должны были подчиняться моему произволу. Я злоупотреблял своей властью и притеснял бедняков. Я облагал податью ремёсла и производства, страсти, потребности и страдания, и всё это в пользу моих собственных страстей. Наконец, обложив всё известное, я дошёл до налога на нищенство, я постановил, чтобы никто не смел собирать милостыни, не уплачивая мне доброй доли того, что попадало в его нищенскую суму. Хуже того: чтобы не уменьшалось число нищих среди моих подданных, я запретил несчастным давать их друзьям, родным и близким ту малую часть, которая оставалась этим бедным существам.
Наконец, я покончил жизнь в страшных мучениях и страданиях; смерть моя была образцом ужаса для тех, кто как я, хоть и в меньшей степени, угнетал своих ближних. Я пробыл в состоянии блуждающего Духа почти три с половиной века и, наконец, понял, что цель моего воплощения была совершенно иная, чем та, какую искали мои грубые и притуплённые чувства. Тогда молитвой, безропотной покорностью я достиг разрешения принять на себя задачу перенести все страдания и даже больше того, что я заставлял терпеть других. Бог дал мне также право, в силу моей свободной воли, увеличить мои моральные и физические страдания. Благодаря помощи добрых Духов, я утвердился в своём решении делать добро, они же помогли мне вынести моё испытание и не пасть под тяжестью ноши, которую я себе избрал.
Наконец, я достиг существования, которое своим милосердием и самоотречением искупало всё, что было жестокого и несправедливого в первом. Я родился от бедных родителей, рано остался сиротой и научился находиться средства к жизни в том возрасте, когда обычно ещё мало что понимаешь. Я жил один, без ласки и любви, и в начале своей жизни даже испытал жестокое обращение, в каком прежде сам бывал виновен. Я могу сказать без ложного стыда, как и без гордости, что все деньги, которые я собирал, были мной розданы несчастным; прибавлю ещё, что ценой больших, иногда очень тяжёлых лишений, я ещё увеличивал милостыню, которую общественная благотворительность оставляла в моих руках.
Умер я тихо и спокойно, с доверчивостью ожидая, что буду вознаграждён превыше всех моих ожиданий. Теперь я счастлив, очень счастлив, и могу сказать вам, что тот, кто возвышается, будет унижен, а кто был унижен, тот возвысится.
В.: Скажите нам, пожалуйста, в чём состояло Ваше искупление в мире Духов, и сколько времени оно продолжалось, начиная с Вашей смерти и до тех пор, пока судьба Ваша не смягчилась раскаянием и добрыми намерениями, а также скажите, что вызвало в Вас такую перемену идей, когда Вы стали Духом?
О.: Вы заставляете вспомнить очень тяжёлые минуты. Как я страдал! Но я не жалуюсь: я вспоминаю!.. Вы хотите знать, какого рода было моё искупление? Вот оно во всём своём ужасе.
Будучи палачом, как я уже говорил, всех добрых чувств, я долго, очень долго оставался привязанным к своему разлагающемуся телу. Я ощущал полное его гниение, обглоданное червями... которые сильно мучили меня! Когда же я освободился от уз, приковавших меня к телу, причине моих мук, я испытал ещё худшее страдание. После физических мук наступили нравственные, и они длились гораздо дольше первых. Я был вынужден находиться среди своих жертв, всех тех, кого я мучил при жизни. Периодически силой, большей, чем моя, я оказывался лицом к лицу со всеми своими преступными деяниями, и вновь переживал всё это. Я видел физически и морально все муки, которые доставлял другим. О, друзья мои, как тяжело постоянно видеть перед собой тех, кому мы делали зло! Вы имеете слабый пример тому в очной ставке подсудимого со своей жертвой.
Вот вам вкратце всё, что я терпел целых два с половиной века, пока Бог, тронутый скорбью и моим покаянием, а также молитвами моих покровителей, не дозволил мне принять новое воплощение.
В.: Была ли у Вас какая-либо особенная причина выбрать в новом воплощении иудейскую религию?
О.: Нет, я её не выбирал, а принял по совету своих наставников. Еврейская религия прибавила ещё некоторое унижение моему искуплению, так как во многих странах большая часть воплощённых презирает евреев, и в особенности - евреев-нищих.
В.: На каком году жизни в последнем существовании Вы начали исполнять свои решения? Как пришла Вам эта мысль? И когда Вы поступили с таким самоотречением, имели ли Вы какое-нибудь внутреннее сознание причины, заставлявшей так поступать?
О.: Я родился от бедных родителей, довольно образованных, но очень скупых. Очень маленьким ребёнком я уже был лишён ласк моей матери, смерть которой для меня была тем более чувствительна, что отец, увлечённый страстью к наживе, совершенно покинул меня. Братья и сёстры были гораздо старше меня и не замечали моих страданий. Один еврей, руководимый скорее корыстью, чем доброй целью, приютил меня у себя и стал учить работать. Мой труд, иногда превышавший мои силы, с избытком покрывал его расходы на моё содержание. Позднее я отделался от этой опеки и стал работать на себя. Но везде и всегда, как на работе, так и во время отдыха, меня преследовало воспоминание о ласках моей матери и, чем более я вырастал, тем сильнее образ её врезался в мою память, и тем более я скорбел по ней, о её заботах и любви.
В скором времени все члены семьи моей один за другим умерли, и я остался совершенно одиноким. Тогда впервые у меня появилось сознание того, как я должен был провести остаток моего земного существования. У двоих из моих братьев остались сироты. Вспоминая всё, что я перенёс в детстве своём, я хотел избавить эти маленькие существа от участи, подобной моей, но работы моей не было достаточно для содержания нас всех, и я стал протягивать руку не для себя, а для других. Но Бог не дал мне утешения порадоваться успеху моих стараний, бедные малыши покинули меня навсегда. Я видел, чего им недоставало: их матери! Тогда я решил всю свою помощь, т.е. всё, что я мог собрать милостыней, отдавать несчастным вдовам, которые не могли своим трудом содержать своих детей и изнурялись непосильной работой, лишь сводившей их в могилу и оставлявшей сирот на произвол судьбы.
Мне было тридцать лет, когда я, полный сил и здоровья, стал нищенствовать для вдов и сирот. Начало было очень тяжёлым, и мне не раз приходилось выслушивать оскорбительные выражения, но когда увидели, что я, действительно, раздавал всё, что получал, когда узнали, что я прикладываю к этому часть своего заработка, ко мне стали относиться с большим уважением, что, не скрою, доставляло мне некоторое удовлетворение.
Я прожил шестьдесят с лишним лет и никогда не изменял однажды принятому решению. И никогда у меня не было мысли, и я не предполагал, что двигателем моего образа действия было моё предшествовавшее существование. Только один раз, когда я собирался идти за милостыней, я услышал слова: «Не делай другим того, чего бы ты не желал, чтобы сделали тебе». Я был поражён смыслом этих немногих слов и позднее стал часто прибавлять к ним следующее: «Но всегда делай то, чего бы ты желал для себя». Память о моей матери и мои страдания помогли мне, и я продолжал до конца жизни следовать по раз избранному пути, который одобряла моя совесть.
Я закончу это длинное сообщение, говоря вам спасибо! Я ещё далёк от совершенства, но уже знаю, что зло ведёт только ко злу, и буду стараться поступать опять так, как поступал, то есть сеять добро, чтобы пожинать счастье.
